И только почему-то с внуком Захарова Рите хотелось поговорить о прочитанном. Возможно, ей было интересно наблюдать за ним во время чтения – за тем, как менялась его мимика. То парень хмурил сосредоточенно брови, то вдруг, чему-то удивляясь, вскидывал их, то прищуривался хитро, так, будто желая сказать автору, что разгадал его замысел, то лица его касалась тень, словно поступки героев шли вразрез с его ожиданиями, то вдруг губы трогала улыбка, которая, вероятно, в зависимости от того, как поворачивался сюжет, носила различные оттенки – одобрительная, недоверчивая, немного растерянная, а то и вовсе широкая, счастливая – видимо, книга заканчивалась так, как и желалось читателю.
Забавно, она помнила его мимику, а черты стерлись из памяти напрочь. Наверное, наблюдая за меняющимся выражением лица парня, Рита не обращала внимания ни на то, как вылеплен его нос, ни как вырезаны губы, ни какого цвета глаза.
В то лето, первое лето без мамы, Рите исполнилось двенадцать, но за прошедший год она слишком быстро повзрослела. Детство закончилось резко, словно ухнуло в яму. Впрочем, так и было, многое тогда ухнуло. В июне бабушка, не изменяя сложившимся правилам, вывезла внучек в деревню. То был тяжелый период, но за городом беда переносилась легче, чем в душной Москве. Бабушка оказалась права, когда говорила о целебных свойствах деревенского воздуха. Забот, конечно, даже стало больше: к уходу за Ликой прибавились и огородные работы. Но в деревне дышалось легче, казалось, что комок горя, мешающий делать вдохи полной грудью, уже не такой плотный. И взгляд не упирался в кирпичную стену соседнего здания, и отсутствовало ощущение замурованности в каменном колодце. Куда ни глянь – расстилающиеся коврами поля, сливающиеся вдали с небом. Здесь согнутые тяжестью бремени плечи как будто немного расправились. Рита впервые за долгое время улыбнулась и поняла – они справятся. Пожалуй, именно в то лето она впервые стала воспринимать младшую сестру не как обузу, неожиданно свалившуюся на них с бабушкой, а как родную душу.
Тем летом Рита впервые испытала чувства, свойственные уже не ребенку, а юной девушке. Это были совершенно незнакомые ей ощущения, пугающие своей необъяснимостью (ей, может, и хотелось спросить у бабушки, что же это за новые ощущения, сделавшие ее сердце вдруг таким непоседливым, но она стеснялась) и одновременно вызывающие радость от предвкушения чего-то необычного, волшебного, счастливого. Когда она видела, как Захар-младший выводит из сарая мопед и садится на него, сердце Риты вдруг выделывало странные кульбиты – поднималось почти к самому горлу и резко ухало вниз, и становилось от этих незнакомых ощущений как-то немного грустно и одновременно светло на душе. Хотелось и улыбаться, и плакать. И обнять весь мир. Или хотя бы сделать что-то хорошее.
Но потом как-то так вышло, что с внуком старика Захарова она больше не виделась: то ли парень не приезжал к деду на лето, то ли приезжал, но в то время, когда Риты не было в деревне. А потом старик умер, и кому остался дом, Рита так и не узнала.
– Таня, куда бы это выбросить? – К ним неслышно подошел Вячеслав и продемонстрировал блюдо, наполненное пищевыми отбросами: кожурой с очищенных овощей, стебельками зелени.
– А вон там, возле хозблока, стоит большое ведро, видишь? – охотно откликнулась Татьяна. Рита, почувствовав себя неловко, опустила голову. Если бы не эта ситуация с форсируемым знакомством, ей было бы куда проще общаться со Славой. Не пришлось бы постоянно думать, что его пригласили ради нее, и беспокоиться, что не оправдывает ни ожидания друзей, ни, похоже, Вячеслава. И не ловить на себе двусмысленные взгляды то Татьяны, то Ивана, безусловно волнующихся о том, как сложится знакомство. Какая же неловкая ситуация… Пожалуй, попросит она потом Ивана – настойчиво попросит, – чтобы больше не ставил ее в такое положение.
Рита продолжала упорно делать вид, что занята. И, склонившись над кастрюлей с мясом, не заметила, как Вячеслав, возвращаясь обратно с опорожненным блюдом, издали задержал взгляд на ее склонившейся спине.Иван много рассказывал об этой девушке, и Вячеславу казалось, будто они знакомы с Ритой давно. И представлялось, что разговор между ними завяжется быстро и просто и польется по расчищенному загодя Иваном руслу легко, не спотыкаясь о камни-неловкости. На самом же деле все пошло не так, как ожидалось. Девушка казалась довольно необщительной и замкнутой, будто заперлась на семь замков. Слава попытался осторожно сковырнуть с одного из них сургучную печать, и тут же его попытки оказались пресечены неожиданно колючим взглядом. Рита так тщательно оберегала свои секреты, не желая никого подпускать к ним, что парень тут же потерял интерес, как ребенок, столкнувшийся с не по возрасту сложной головоломкой. Не то чтобы он отступал перед сложностями, в любом нормальном мужчине подобная неприступная крепость лишь разожгла бы азарт, но ему уже приходилось «взламывать» души: один раз чужая тайна заинтриговала его так, что он не мог спать и есть, пока не подобрал «код» к «замку». В другой раз «сейф» открыли перед ним добровольно в порыве доверия. И… Слава сделал выводы, что лучше оставить чужие секреты в покое. Частенько любопытство оборачивается самым жестоким разочарованием.
Впрочем, нельзя сказать, что его интерес к Рите совсем уж не проявился. Девушка оказалась симпатичной: приятное лицо, никаких резких штрихов и изломанных линий, нежный овал, округлый подбородок, небольшой нос с чуть приплюснутой переносицей. Пожалуй, недоставало природных красок, да губы тонковаты. Но зато глаза у Риты были такими, что, заглянув в них раз, оказываешься затянутым в водоворот. И секрет их магнетизма был не в цвете – цвет-то как раз самый обычный, – карий. А в особой глубине, в какой-то непостижимой, тщательно хранимой тайне. И в удивляющей и вызывающей интерес смеси жизненного опыта и одновременно невинности. Глаза рано повзрослевшего ребенка.
Впрочем, со слов Ивана, жизнь у девушки была непростой. Но что он, Слава, знает об этом? Только то, что Рите двадцать семь лет и пять из них она работает в школе учительницей биологии. Живет вдвоем с младшей сестрой, и, со слов Ивана, жизнь свою подчинила одной цели – вырастить сестру, дать ей образование. Подрабатывает написанием каких-то статей, рефератов. Еще немного работает репетитором. На это и живут. Видно, что забот у нее куда больше, чем радостей. Об этом бесхитростно поведала и пересекающая лоб вдоль морщинка, и не привыкшие улыбаться, сложенные в крепкую линию губы. Заботы, заботы – вот все секреты этой девчонки, взвалившей на свои плечи слишком много.
– Слав, иди к нам! – закричала Татьяна, заметив, что он развернулся к дому. Руки, испачканные маринадом, она держала на весу, как хирург. Рита тоже подняла голову и, мельком глянув на парня, вновь опустила взгляд. Ну прям как барышня из прошлых веков. Слава вдруг испытал раздражение. И на Риту – за то, что она воздвигала ненужные стены, когда можно было просто поболтать. Все же в дружеской компании находятся. И на друзей – за то, что они, в слепом усердии не желая вникать в сложившуюся ситуацию, изо всех сил продолжают «сватовство». Вон, Иван тоже повернулся от очага и замахал ему рукой, приглашая помочь. Слава нехотя подошел, и Иван тут же поручил ему принимать у девушек готовые шампуры с мясом и подавать их ему. Ну что ж, раз так просит – сделано. Когда он брал из рук Риты только что подготовленный шампур, улыбнулся ей как можно теплее. Девушка же смутилась и повернулась к кастрюле за следующей порцией. Хоть бы улыбнулась! Нет, как все запущено… Но ведь общались же они с ней вполне ничего в его машине по дороге к озеру!
А может, он просто не в ее вкусе? И вот весь ответ.Впрочем, во время обеда лед наконец-то дал трещину. Вячеслав неожиданно коснулся темы, которая Рите оказалась интересна, и за столом разгорелась довольно увлекательная дискуссия. К своей радости, Рита обнаружила, что Слава поддерживал ее точку зрения и приводил такие продуманные аргументы, что противники в лице Олега и Ивана быстро сдались. Впрочем, Иван вышел из спора слишком быстро и легко, так что стало ясно, он и вступил в него лишь с одной целью – подбросить дров в костерок разговора, наконец-то возникшего между двумя его протеже. А вот Олег еще долго не желал сдаваться, хмурился, сердился, спорил. Но в итоге замолчал с угрюмым видом. А Рита с Вячеславом продолжили разговор, только как уже выигравшие бой союзники. И стена отчуждения, воздвигнутая между ними в начале знакомства, осыпалась. Увлеченная разговором, Рита не замечала, как довольно переглядывались между собой Татьяна с Иваном. Как скривила губы в ироничной усмешке Лика, которая, удивительно, вела себя эти полдня очень тихо и незаметно. Скорее всего ее вниманием целиком завладел Павел: Лика что-то нашептывала парню, без конца трогала его то за руку, то за плечо, обнимала, ерошила ему рыжие волосы и, казалось, не замечала ничего вокруг. Ухватила с блюда самый аппетитный шашлык и передала его Павлу. Умилительно!
Подруга Олега Даша молчала во время обеда как немая, но с восхищением слушала то, что говорил ее любимый. И кивала головой, как китайский болванчик, и заглядывала в рот своему божеству, и подкладывала молча и незаметно на его тарелку кусочки шашлыка. Сама же скромно пожевывала салатные листики – то ли берегла фигуру, то ли вообще не ела мяса. «Скучная какая», – подумала Рита, случайно встретившись взглядом с Дашей. Взгляд у девушки был отсутствующий, словно мысли ее блуждали где-то далеко-далеко. Видимо, спор на нее нагнал такую скуку.
Еще один человек, помимо Дарьи, не вступил в беседу: приглашенный на обед Иваном сосед Михаил. Он скромно занял крайнее место за столом и, видно, чувствовал себя в компании неловко. То ли темы разговоров ему были неинтересны, то ли компания слишком для него молода. Рите даже подумалось, что мужчине уже за сорок, но, возможно, возраст ему ложно прибавляла густая борода и щедрая седина в темных волосах, а также лучики морщинок вокруг стального цвета глаз. Если к нему обращались с вопросами хозяева, Михаил отвечал односложно. Похоже, его больше занимало угощение, чем присутствующие. Впрочем, ел он тоже скромно: ограничился несколькими кусочками мяса и салатом.
В какой-то момент Рита неожиданно поймала на себе взгляд Михаила, и ей показалось, что его глаза ей знакомы. Но только не смогла припомнить, у кого она видела похожие. Сомнительно, что они с Михаилом встречались раньше, память промолчала, не кольнув даже смутным узнаванием.
Симпатичным он ей не показался, особенно на фоне эффектного Олега. Одет Михаил был в «камуфляжные» штаны и такой же расцветки куртку, накинутую, несмотря на жару, на застиранную майку-алкоголичку, обут в высокие ботинки на рифленой подошве. Ей подумалось, что он местный. Не столичный дачник. Может быть, купил у наследников старика Захарова домик по дешевке?
В какой-то момент Михаил погрузился в свои мысли настолько глубоко, что, казалось, совершенно забыл о том, где и с кем находится. Он смешно замер с поднесенной ко рту вилкой, будто внезапно уснул. Но такое оцепенение длилось недолго. Услышав, что разговор коснулся утреннего происшествия на озере, встрепенулся, торопливо сунул в рот кусочек мяса, отложил вилку на пустую тарелку и заинтересованно прислушался.
– Плевать мне на чьи-то запреты, – разорялся Олег. – Раз нет запрещающих табличек, значит, купаться можно. Вечером опять сходим на озеро. Устроим заплыв.
– А я бы не рекомендовал там купаться, – сказал вдруг Михаил. И прозвучал его голос – низкий, спокойный, как море в штиль, – так неожиданно, что все за столом разом повернулись к нему.
– Это почему? – с вызовом спросил Олег. И даже вскинул подбородок.
– Были случаи утопления и пропажи людей.