В этих пределах татарский я уже изучил. Даже дю Бартас уже неплохо отличает «хоп» от «йок». В остальном же приходится рассчитывать на мимику и труднопереводимое «твоя-моя».
К счастью, Нагмат, старший из наших сотрапезников, уже много лет ездит по степям и кое-как изъясняется по-русински. Вот уж не думал, что впервые за много лет именно так доведется заговорить на родном языке!
— Наши добрые хозяева чем-то удивлены, мой друг? Не возьметесь ли вы за труд узнать?
Удивлены? Скорее им весело. Младший, Муса, подмигивает, скаля белые зубы, Газиз, средний, посмеивается в редкую бородку.
— Нагмат, что случилось?
Старик качает головой, явно осуждая несдержанность своих спутников, но тоже не выдерживает — дребезжит от смеха.
— Э-э! Адам-ага нукер видел? Нукер приезжал после намаз? Ах, да! Ближе к вечеру караван действительно нагнал небольшой отряд. Они ехали со стороны Перекопа. Старший — в высокой шапке, с маленьким флажком на пике — о чем-то долго говорил с караван-баши.
— Нукер по степи айда! Нукер жинка искать. Жинка из Ор-капе убегать!
Пока он вновь дребезжит, новость можно пересказать шевалье. Дю Бартас чешет бородку, хмыкает.
А ведь и вправду смешно!
Смешно, когда «жинка» убегает из гарема самого Ор-бека. Да не куда-нибудь, а в степь, к волкам и разбойникам. А еще смешнее, когда ее поймают.
Ай, весело!
Впрочем, про то, как надрезают кожу под горлом, чтобы удобнее было свежевать беглянку, я переводить не решаюсь.
— А она, эта бедняжка, не может где-нибудь укрыться? — сочувственно вздыхает дю Бартас. — Бывают же на свете добрые люди!
Теперь смеются все трое — и старый Нагмат, и белозубый Муса, и бородатый Газиз.
— Твой друг, Адам-ага, веселый человек! Хорошо с веселым другом по степи ехать! Якши!
Шевалье действительно пошутил — и очень удачно. Спрятаться среди молодого ковыля негде. В каждом караване — старший, за каждой телегой — присмотр. А за голову бежавшей уже назначена награда, тем же, кто пожадничает или сердцем дрогнет и не выдаст, дорога одна — на кол. Сначала бревно вострят, затем задницей сажают, потом конями натягивают.
Якши!
А есть еще разбойники, и свои, и лихие запорожцы. Вон пальчики женские до сих пор в траве лежат — закопать забыли.
Плов почему-то начинает горчить.