Протолкаться поближе оказалось мудрено.
«Некую деву» заслонял плотный ряд малахаев, и я даже не пытался ее разглядеть. Зато сьер еретик предстал во всей красе — скрученный веревками, в разорванном камзоле, с залитым кровью лицом.
Все еще не веря, я вслушивался в беглую скороговорку двух наших охранников, дышавших мне прямо в затылок. Левантийское наречие оказалось все же понятнее татарского. Вскоре я убедился, что прав — и насчет дурака, и по поводу зрения.
Кажется, узнавать мессера Нострадамуса скоро станет некому!
Беглянка ехала в той же телеге, которую нанял римский доктор. Не особо и прячась, просто накинув сверху мужской халат вместе с шапкой. Охрана проглядела — или засмотрелась на блеск новеньких дукатов из кошеля сьера Гарсиласио.
Наша охрана — но не те, что стерегли переправу.
Телегу выкатили к парому, сняли вещи, затем — полотно, прикрывавшее сено, один из нукеров наклонился…
…и получил удар ножом.
У «некой девы» оказалась быстрая рука.
— Я так и не понял! Мой друг, что происходит? — загудело над самым ухом. — Синьоры, синьоры, прошу вас, не толкайтесь, мне ничего не видно!
Шевалье, растерянный и изрядно встрепанный, протиснулся поближе.
— Vieux diable! — гаркнул он, заметив меня. — Да объясните же, Гуаира!..
— Смотрите! — перебил я.
Толпа расступилась, отодвинулась назад, образуя неровный круг, посреди которого сгрудились стражники.
Двое нукеров вынесли недвижное тело товарища и уложили его прямо на траву. Подбежал мулла, склонился, что-то забормотал, качая головой.
Крики стихли, сменившись легким опасливым шепотом. Мулла медленно выпрямился, что-то крикнул.
— Аллагу акбар! — слитно охнула толпа. Юзбаши, старшой переправы — высокий татарин в ярком халате, махнул рукой. Громкий стук — из телеги выламывали оглоблю. Дерево трещало, не поддавалось.
Кто-то подбежал, принес топор.
Удар, удар, еще…
Двое других уже копали яму, кто-то распрягал лошадей.