— Дорогой друг! Ваши указания выполнены! Все! То есть почти все…
На «почти» я вначале не обратил внимания. Хорошо и то, что реестровцы не побоялись вернуться. И что белые свитки не разбежались — тоже хорошо.
— Сюда все не вместились, я приказал остальным вилланам собираться у южного эскарпа. Ma foi! Там их тысячи четыре, не меньше!
…Из почти сотни тысяч, что пришли сюда по зову capitano Хмельницкого. Но все равно…
— Браво!
Пикардиец удовлетворенно огладил бородку.
— Vieux diable! Мне бы неделю, и я сделал бы их людьми! Однако же, дорогой де Гуаира, наш попик категорически отказался последовать за мной!
— Какого черта! — возмутился я. — Из-за его ослиного упрямства…
— Раненые, мой друг! Он не может их оставить. Черт, дьявол, Лютер, Кальвин! Как я мог забыть? Вывезли не всех, вчера вечером еще оставалось не меньше двух сотен только тяжелых!
Неужели фельдмаршал-лейтенант даже раненых бросит?
— Ноши! — гаркнул я. — Надо срочно достать ноши! Или сделать — из чего угодно!
Кажется, я перенапряг голос. Шевалье испуганно моргнул.
— Да-да, конечно, в таборе есть полотно, можно связать вместе пики… Я еще не успел рассказать о синьоре де ла Риверо. Наш грамотей тоже не желает…
Я лишь махнул рукой. Не желает? Так пусть катится к своему Лютеру!
Первый акт продолжался — неторопливо, нарочито скучно. Так и должно быть в мистерии. Зрителям надо привыкнуть, освоиться, окунуться в атмосферу надвигающейся беды. И когда им начнет казаться, что самое страшное так и не случится…
Крик — долгий, отчаянный — разорвал привычный монотонный шум. Крик, тишина, неуверенное молчание.
— Предали! Зрада! Предали!
Тишина раскололась, разлетелась звонким жутким эхом:
— Предали! Ушли! Бегите, братцы! Бегите!!! И начался акт второй.
— Шевалье! На вал, быстро!