А вдруг — и вправду? (Храни нас Иисус от такого соблазна!)
— У меня к вам вопрос по поводу донесения из Киева.
Он не удивился, по крайней мере на его загорелом, странно гладком лице это никак не отразилось.
— Боюсь, ничего интересного вам рассказать не смогу. Сам я не видел этого русина….
Русина? Уже интересно! Черный напиток из Йемена сразу же стал значительно слаще.
В конце мая года от Рождества Христова 1649-го на окраине Бахчисарая появился путник. Усталый, изможденный, он упал на пороге Успенского монастыря. Старая рана в плече загноилась, запеклась черной плотью.
Путник умер на следующий день, успев пересказать игумену о том, что случилось в Киеве, как скоро показалась трава на поле. Пересказать — и нарисовать странную карту: три холма, буква N — и река под названием Callapka.
Странно устроен мир! Православный игумен поспешил известить об этом не митрополита, а брата Канари.
Не будем задумываться почему.
— Все, что мне передали, я переслал в Рим, монсеньор. У меня осталась только запись его рассказа.
Широкая ладонь на миг исчезла в одном из вьюков.
— Вот…
Я быстро пробежал глазами начало.
«Как скоро показалась трава на поле, стали собираться хлопы на Киев, подступили к днепровскому перевозу…»
Все знакомо. Только по-гречески…
— Скажите, настоятель монастыря — грек?
— Грек. Кир Афанасий.
Значит, грек… Русин скорее всего рассказывал на родном наречии, кир Афанасий (или кто-то из братии) перевел, а в Риме все это изложили уже на хорошей латыни. Отсюда и «hlopae». Надпись на карте тоже была по-русински. Не Callapka, а именно Каллапка.
Дьявол, как известно, в деталях. Но дьявол молчал. Callapka, Каллапка — какая разница!
— Спасибо! — вздохнул я, допивая кофе. — Придется вспомнить греческий.