— Да-да, конечно, брат Манолис…
Это меня как раз и не интересовало. Главное и так понятно. Турки наконец-то опомнились, сообразив, какая невиданная удача падает к ним в руки. Готовится договор с Хмельницким, золото послано и будет послано еще, какой-нибудь православный митрополит из Афин или Дамаска вручит гетьману меч, освященный на Гробе Господнем.
И пойдут казаки, рыцари православные, пластать в пень клятых католиков за турецкие деньги. То-то радость всем христианам! А там и янычарские полки подтянутся — под самый Чигирин.
Это все — дважды два. А меня интересовал корень квадратный из минус единицы.
Однако следовало слушать. Слушать, запоминать и, отрешившись, оставив себя-первого у дымящего очага, думать о Тайне…
…и не забыть поинтересоваться у брата коадъюктора о сущей мелочи: сам ли он беседовал с настоятелем Успенского монастыря?
И вообще, где сей монастырь находится?
Я застал шевалье дю Бартаса в полной боевой готовности. Два табурета у двери образовывали баррикаду, на скамье же в отменном порядке лежали пистолеты и обнаженная шпага.
Стало ясно: с нашими вещами ничего не случилось, да и случиться не может.
Сам шевалье, устроившийся на груде узлов и сумок, был задумчив. Причину сего я уразумел быстро, лишь только заметил в его руках раскрытую книгу.
Пикардиец штудировал Боплана.
— Мой дорогой друг! — вскинулся он, лишь только я заглянул в дверь. — Признаться, я уже начал волноваться!
Баррикада с грохотом разлетелась, томик в желтой обложке брякнулся на скамью.
— Однако же вы один! Уж не попали ли наши спутники в рабство к здешним татарам? Не подумайте, что я был бы рад этому…
Нет, конечно. Но, судя по тону, горевал бы он недолго.
О татарах он уже успел прочитать у Боплана.
— И как успехи? — поинтересовался я, кивая на книгу.
— Уф-ф-ф! Дорогой де Гуаира, сей писака изрядно темнит. Я так и не понял, кто затеял нынешний мятеж — татары или казаки?
— Книга написана еще до мятежа, — пояснил я. — Мятеж затеяли казаки.
— Р-разбойники!