Она кивнула:
– Я знаю. Мне тоже.
Они так и сидели в разных углах комнаты, глядя, как утро превращается в день и полоска света движется по полу. Эйдана начало трясти, он не мог отвести глаз от стены. Время от времени он смотрел на Тану с диким блеском в глазах, а потом отворачивался, дыша тяжело, словно ему было больно.
«Думай, – сказала себе Тана, – думай».
Она встала и обошла комнату; осмотрела дверные косяки и плинтусы, пытаясь найти то, из чего можно сделать кол. Хотя, разумеется, был и другой способ.
Если выпить немного крови – со стены, или крови Эйдана, пока он еще человек, – то она, если действительно заражена, тоже изменится.
Но тогда придется навеки проститься со всем, что у нее было. И со всеми.
Прощай, Перл; прощай, Полина; прощайте, мечты о Лос-Анджелесе, пальмах и голубом океане; прощайте, часы, проведенные на залитом солнцем заднем дворе, муравьи, ползущие по ногам, липкий крем от загара, тающий на коже; прощай, сердцебиение, бургеры и серо-голубые глаза.
Убить Эйдана или умереть самой. Умереть и ожить снова.
Она взглянула на стену, в то место, куда угодила миска, и в голову ей пришла неожиданная, отчаянная идея. Она подошла к стене и изо всех сил пнула ее чуть выше плинтуса. Больно было даже в ботинках со стальными носами, но штукатурка треснула. Тана ударила по стене еще раз, расширяя отверстие. Может быть, ей не придется стоять перед ужасным выбором. Может быть, не придется превращаться в чудовище.
– Что ты делаешь? – спросил Эйдан, поднимая глаза.
– Не знаю, – ответила она. – Может быть, еще ничего не получится…
Она подняла острый обломок миски, закрыла глаза, стиснула зубы и вбила его в стену между нижним отверстием и следом от врезавшейся в стену миски.
Кожу и одежду осыпало пылью.
Она просунула ногу в первое отверстие, подтянулась, ухватилась за деревянный обломок и полезла вверх. Было трудно сохранить равновесие, трудно не соскользнуть с осыпающейся под ногами штукатурки. И труднее всего было всадить кусок дерева в стену выше, чтобы продолжить подъем.
– Тана? – спросил Эйдан. Она посмотрела вниз и увидела, что он стоит прямо под ней. Он выглядел голодным и следил за ней, слегка приоткрыв рот и ощупывая языком клыки, будто проверял их остроту.
– Думаю, я смогу добраться до окна, – сказала она. «
Тана вспомнила похожее упражнение, которое они каждый год делали в гимнастическом зале. В последний раз она сумела забраться до середины стены и только тогда без сил спрыгнула вниз на маты. Полина в тот день выпросила у медсестры пакет льда для запястья, которое она якобы ушибла, и осталась внизу. Она смеялась над Таной, которая снова и снова пыталась залезть на самый верх. Теперь Тана жалела, что не забиралась на ту стену каждый день.