В животе у Таны бурчало, но она не была уверена, что сможет что-то съесть. Возможно, это из-за инфекции, но теперь она хочет только крови. Желудок болезненно свело.
Когда они добрались до Хай-стрит, голова у нее кружилась.
– Иди-ка сядь, – Джеймсон указал на закуток с грязными пластиковыми столиками и разнокалиберными стульями. – Я принесу поесть. Деньги отдашь потом.
Тана не понимала, зачем ему это все нужно, но вокруг были люди, и она решила, что пока бояться нечего. Кроме того, сбежав, она могла вляпаться в гораздо более крупные неприятности. Тана села. Джеймсон вернулся через несколько минут и принес две яичницы с зеленым луком, пару теплых кукурузных лепешек и две кружки черного кофе.
– Ну ладно, – Джеймсон сел напротив. – Я помог тебе выбраться и добыл еду. Теперь, может быть, расскажешь мне о Клыке Айстры?
Тана уставилась на него:
– С чего ты взял, что я…
Он достал телефон, нажал несколько кнопок и подтолкнул к ней. Сначала Тана даже не поняла, что она видит. Это был пост в блоге и размытая фотография, которую Полночь сделала на телефон. Наверное, она обработала ее в фотошопе: изображение стало ярче. Тану и Габриэля теперь можно было узнать. Снимок сделали за мгновение до того, как их губы соприкоснулись. Глаза вампира были закрыты.
– Хочешь знать, почему я думаю, что это Клык Айстры? Тут так написано. Полночь утверждает, что вы с друзьями (и Клык в том числе), подобрали их с братом в каком-то дурацком месте для туристов.
Тана молча смотрела на фотографию.
– Прочитай сама, если хочешь, – Джеймсон подцепил яичницу на вилку. – В общем, Полночь пишет, что ты выжила в бойне, которую устроили вампиры, и там познакомилась с Клыком. Он никому не сказал, кто он такой, но у ворот в Холодный город Зима, ее брат, увидел объявление о розыске. Должен сказать, многие заинтересовались этим постом, – Джеймсон говорил спокойно, его татуированные руки лежали на столе. Тана разглядывала их – исчезавшие под рукавами белой футболки слова, написанные крупным неразборчивым шрифтом, розы на зеленых стеблях, мотыльки с белыми и бежевыми крылышками. – Очень многие. И в первую очередь Люсьен Моро.
Тана едва не подавилась:
– Парень из телевизора?
Люсьен Моро. Золотые волосы и лицо как будто с картины прерафаэлитов[9]. Древний и в то же время вечно молодой, он появился в городе уже после того, как был введен карантин. Словно танцуя, вошел в ворота, занял самый большой дом и повсюду установил камеры. Вечеринки в доме Моро были столь же известны, как Вечный бал, только еще более изысканны. И опасны. Поздно вечером на некоторых каналах можно было увидеть прямые трансляции оттуда, хотя большинство не рискнули показывать их без цензуры. Тана не смотрела шоу Люсьена Моро, а вот Перл и ее друзьям оно нравилось. Тана слышала, как они шепотом обсуждают увиденное: размытые очертания бархатных накидок, переплетенные руки и ноги, и вечно очаровательного Люсьена, который говорил в камеру. Изгиб его губ и блеск глаз обещали, что его жертве – как бы громко она ни кричала, – понравится все, что с ней сделают.
– У меня есть подруга, которая живет в доме Люсьена. Выполняет для него всякие поручения. Он велел ей следить за воротами. Судя по всему, с тех пор как Клык сбежал из своего парижского заточения, Люсьен боится, что тот явится сюда.
– Но почему? – Тана заставила себя взять чашку, не обращая внимания на дрожащие руки. Она сделала глоток горячего кофе и принялась за яичницу. И поняла, что голодна гораздо сильнее, чем думала.
Джеймсон подался вперед:
– Потому что Клык оказался в клетке из-за Люсьена. Твой приятель позволил Каспару Моралесу ускользнуть, а Люсьен, или Элизабет, или, скорее всего, оба донесли об этом древнему вампиру по имени Паук. В результате Клык Айстры провел последние десять лет в камере пыток где-то под Парижем.
Тана вспомнила, что сказал Габриэль, когда они уезжали с заправки. Тогда это показалось бессмыслицей, но сейчас она поняла смысл его слов.