— Да. Я соврал. Я должен кое-что рассказать тебе. Я обещал ему, но раз он умер… думаю, ты должен это узнать, — он посмотрел на отца, ожидая его поддержки и понимания. Пендергаст стоял молча. — Альбан приходил ко мне, отец.
— Когда?
— Несколько недель назад. Я был еще в «Mère-Église». Гулял в предгорьях. Альбан стоял там, впереди, на тропе. Сказал, что ждал меня.
— Продолжай, — кивнул Пендергаст.
— Он выглядел по-другому.
— В каком смысле?
— Он стал… старше. Худее. Казался печальным. И говорил со мной он тоже… по-другому. Не было больше… не было… — он развел руками, не зная, какое слово использовать, — Vetachtung.
— «Презрения», — подсказал Пендергаст.
— Точно. В его голосе не было презрения.
— О чем вы говорили?
— Альбан сказал, что собирается в США.
— Он уточнил, зачем именно?
— Да. Он сказал, что собирается... восстановить справедливость. Отменить какое-то страшное действие, которое сам же и запустил.
— Он так и сказал?
— Да. Я не понял точно. Восстановить справедливость? Какую именно? Я спросил его, что он имел в виду, но он отказался объяснить.
— Что еще он сказал?
— Он попросил пообещать, что я не буду рассказывать тебе о его визите.
— И все?
Тристрам помолчал.
— Было еще кое-что.