— Мы видели ряд прямоугольников, — говорит она, продолжая расхаживать и не глядя на Себастьяна, так как больше не в силах выносить его бодрый вид. — На вашей секретной схеме. Решили, что это какие-то бассейны. Что в них?
— О, с моей стороны это было очень умно, мисс Ливия, очень умно, хотя хвалить самого себя не полагается. На первый взгляд это просто система фильтрации. Вода, примеси, сажа. Но дьявол, как известно, в деталях!
Ливия рисует все это в своем воображении: аквариум, темный, как их баночка с сажей, вскрытая вена ребенка, удобряющая черную слизь.
— Великое оживление… так вы делаете джулиусов! — шепчет Ливия, словно заразившись от Себастьяна бессвязностью речи. Потом она, вернее, та часть ее мозга, которая отделена от гнева, замечает кое-что в камине: буквально — обрывок надежды. Она падает на колени и окунается в облако жара.
— У меня в голове не укладывается, — говорит Ливия, уже не рассчитывая на ответ, а только желая отвлечь Себастьяна, пока она копается в горячих углях. — С самого начала нам казалось, что вы собираетесь положить конец дыму. Почему же вы, наоборот, хотите выпустить в мир больше тьмы? Улицы будут залиты кровью.
Перед тем как ответить, он делает еще один глоток спиртного и переходит в следующую стадию опьянения: становится печальным, сентиментальным, сонным.
— Кровью? — повторяет Себастьян, будто вдруг позабыл значение этого слова, и роняет голову; веки закрываются, как у насытившегося младенца. Потом он резко вскидывает голову. — А вы знаете, что во Франции в разгар террора возвели храм разума и изобрели новый тип часов, чтобы приручить иррациональность времени?
И он начинает читать ей пьяным, сонным голосом лекцию о красоте десятичной системы и делении ежедневного вращения Земли на десятые доли. Но Ливия больше не слушает. Она встает, по-прежнему ощущая, как безумно бьется ее пульс.
— Вы не поможете мне найти маму, — говорит она, бросая слова в поток его невнятного красноречия. — Тогда я должна уйти.
Она произносит это деловитым тоном — отчаяние сменилось целеустремленностью. В ее кулаке тлеет обрывок бумаги.
Неожиданно Себастьян все-таки помогает ей: кое-как поднимается с пола, допивает сливовицу, нахлобучивает шляпу, но забывает про пальто и предлагает увести за собой тех, кто выслеживает его, чтобы Ливия ушла спокойно.
— Вечерний моцион. Ein spaziergang. Разве нельзя подышать воздухом перед сном? Если они все-таки налетят, — продолжает он, — у меня есть вот это. — И похлопывает по флакону с настойкой опия в кармане своей домашней куртки. — Auf wiedersehen, — объявляет он, открывая дверь и вкладывая в руку Ливии кошелек, будто в благодарность за оказанную тайно услугу. — Вперед, в новорожденный мир!
В коридоре, передернув плечами от холода, он признается:
— Черный дождь. Вот о чем я мечтал: о черном дожде. Сегодня ветер дует с севера. С моря!
Ливия стоит у окна в коридоре второго этажа и наблюдает за тем, как Себастьян выходит из гостиницы. Он обозревает площадь медленным театральным взглядом, потом начинает шагать семенящей, неровной походкой. Пройдя пять футов, он разражается смехом и устремляется налево, в мрачный проулок. Несколько секунд люди, расставленные на площади, стоят неподвижно, затем разом бросаются в погоню. Их четверо, а не трое, как насчитал Томас: к трем мужчинам в пальто присоединяется один из бродяг, до того сидевший на грязном одеяле. Пятый выскакивает из гостиницы. Это внезапное бегство выглядит так нелепо, что вызывает насмешки и хохот среди пьянчуг, попрошаек и беспризорников, все еще заполняющих площадь. Ливия воспринимает это как сигнал к уходу. Лестница пуста, ночные портье сгрудились на крыльце, привлеченные всеобщим весельем. Через минуту она, запыхавшись, уже стоит в темном закоулке, где рассталась с Томасом и Чарли. Те увлечены спором и не сразу видят ее. Чарли что-то настойчиво внушает другу. Плечи у Томаса вздернуты, здоровая рука выставлена перед грудью. Кисть распухла так, что похожа на варежку. Ливию они замечают в один и тот же миг. Несмотря на все различия между ними, на лицах у двух друзей написано одно и то же: беспокойство, облегчение, любовь. Ливия невольно улыбается, и оба отвечают ей улыбкой — даже Томас, хотя ему очень больно. Момент счастья среди хаоса их существования. Потом Ливия делает то, что должно быть сделано.
Она обрывает этот момент.
— Я знаю, что они задумали, — говорит она. — У меня есть адрес. — И раскрывает кулак, который сжала десять минут назад. — Вот что сжег Себастьян. Он очень не хотел жечь свои бумаги, но вот это все-таки сжег!
Мальчики впиваются взглядами в листок бумаги так, словно ждут от него спасения. Его разорвали напополам, бросили в огонь, потом горячий воздух поднял его над пламенем и унес в каминную трубу, где он зацепился за кирпичи. Там и поймала его Ливия, когда он еще тлел по краям. Вместе они читают те несколько слов, что еще можно разобрать. Название компании и адрес. «Качественный табак Раймана. Производство и оптовая торговля». Начальная строчка обещает подробный доклад о ходе строительства, развернутого в подвалах фабрики. Но все последующие строки съедены огнем.
Проход в городскую канализацию.
ebooksa