Дым

В следующее мгновение Томас, ничего не говоря, разворачивается и сердито шагает к распростертой на полу леди Нэйлор.

Чарли спешит вслед за ним.

За последние дни Чарли видел Томаса в разных ролях. Сначала он был гончей, неустанно выискивающей ответы; затем — мучеником и демоном, спускающимся во мрак своей сущности, после этого — кающимся убийцей, застрявшим между ненавистью к себе и апатией. Теперь Томас превращается в инквизитора. Он заново открыл в своем гневе самые острые грани, а может, просто повернул их наружу — как нож, который воткнули ему в ребра. Сначала несет свой гнев к столу и берет оттуда мерную склянку с кровью, потом присаживается на корточки около леди Нэйлор. Ливия задрала на матери юбку, обнажив край нижнего белья. Одна нога так распухла под чулком, что напоминает футбольный мяч, привязанный к тазу. Ни Чарли, ни Томас не отворачиваются, пока Ливия осматривает мать. Томас наклоняется над миледи, стараясь разглядеть ее лицо, потом жестом велит Чарли усадить ее, даже если это движение причинит ей еще больше боли. Она бледна и остается в сознании; правая сторона лица по-прежнему красива, а левая похожа на поднявшееся тесто. Томас подносит склянку к ее здоровому глазу.

— Кровь Маугли, — начинает он. — От пятидесяти до восьмидесяти часов после инфицирования. Себастьян сказал Ливии, что нужно две тысячи двести кубических сантиметров. Около четырех пинт. Но тут даже не полстакана, меньше.

Леди Нэйлор смотрит на него и почти улыбается: видны пепельные десны, в отек врезается один уголок рта.

— Пятьдесят миллилитров. Пять наперстков. — Кашель вместо смеха. — Вы думали, что я вампир, Томас?

— Мы думали, что у вас нет никаких принципов, миледи.

Она соглашается с этим, прикрывает здоровый глаз, открывает вновь — в нем сверкает гордость:

— Это правда. Никаких.

— Две тысячи двести кубиков, — продолжает Томас, не сбавляя тона. — Ливия неправильно поняла Себастьяна. Он имел в виду сажу, а не кровь. И вы рыдали над разбитой бутылью. Ваш сын мертв, а предмет вашей скорби — грязь. Хуже, чем грязь: былые преступления, собранные при помощи лезвия вашей бритвы. С подмышек. Из-под языка.

Спазм сдавливает его горло, он сплевывает на пол перламутровую слюну и смотрит, как она испаряется с пола, будто с раскаленной сковороды.

Леди Нэйлор из-за приступа боли не может ответить сразу, и за нее это делает Чарли, глядя на мутную жижу, зачерпнутую им из бассейна.

— Сажа в сточных каналах недостаточно черна. Даже после фильтрации! Для ваших планов, какими бы они ни были, годится только сажа убийц!

Леди Нэйлор подавляет озноб и берет себя в руки.

— Не просто сажа убийц, Чарли. Это гораздо более чистое вещество: темнейшие порывы души, лишенные всего человеческого. Мне пришлось просеивать свой урожай сажи по крупицам. Годной оказалось менее десяти процентов. Самая черная сажа. Собранная вместе, она становится жидкостью.

Чарли замечает, что Томасу едва не становится дурно.

— Вы собрали имперский галлон. Вы сами только что это сказали. Но в бутыли было от силы полгаллона. Остальное забрал Джулиус?

Она кивает, не отводя взгляда. Настает черед Томаса дрожать.

— Теперь понятно, во что он превратился. И я.

Томас вздыхает. Его гнев ушел, он становится как-то моложе и выглядит усталым. В беседу вступает Чарли: