И пошел домой, потрясенный и вместе с тем разочарованный.
Максим Александрович Ковалёв
ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ
Ленинград…
Помнит ли кто-нибудь, каким он был — до?..
Помню ли я, кем был сам?..
Мне десять лет. Я шагаю по мощёному красным булыжником проспекту 25-го Октября, бывшему Невскому. За руку меня держит отец. Высокий, красивый человек в лётном комбинезоне из чёрной, затёртой, скрипящей кожи. Покоритель Небес, Небесный Воин, Брат Солнца. Его летучий дракон из «Сталинской Эскадрильи» — чудо авиации с тремя двигателями. Повод для гордости, предлог для чествований, основа для любви. Слева от нас — шершавая громада Казанского собора мерцает тусклым золотом купола, охватывая застывшими объятиями колоннады сквер с фонтаном. Справа — воздушно-величественное торжественно открытое в прошлом году представительство корпорации «Тьюринг» в Советском Союзе, увенчанное прозрачно-изумрудным вытянутым куполом со стеклянным земным шаром. Позади — брусчатка моста и синева канала Грибоедова. Впереди — красный транспарант, перекинутый между фасадами над проспектом. Цитата огромными белыми буквами: ««Наши лётчики — славные ребята! Весь мир нам завидует!» Т. Сталин»
Когда мы проходим под полосой кровавой материи, отец берёт меня и сажает на плечи. Теперь я вижу далеко, теперь я улыбаюсь радужному солнцу и бледно-голубому небу, тяжёлым, разноцветным зданиям и остроконечному ослепляющему шпилю Адмиралтейства прямо по курсу. Вижу, поверх голов текущих к саду, — реющие стяги и плакаты с лозунгами, трибуну и полотна — пять чёрно-белых фотографий на одной из которых узнаю отца. Белозубая улыбка, вытянутое, обветренное лицо. Элитный корпус, каста избранных, благословленная самим вождём…
Портрет вождя закрывает половину фасада Адмиралтейства. Он всегда один и тот же, с начала 40-х годов. Сталин застыл в одной эпохе, в одном возрасте, в одном фотоизображении — неизменно монохромном. Чуть вскинут решительный подбородок, взгляд слегка прищуренных глаз вбок и вниз. Умудрённое, добродушно-надменное выражение, пасущего своих овец пастуха. Он не седеет, не покрывается сетью морщин, не походит на пыльного старика. Его не видно на мавзолее, в кинохронику монтируют фрагменты старых записей, по радио речи вождя читают соратники, но мир знает, что он существует. Незримый, живой — ведущий народ к великим свершениям и великой же славе.
И мы знали. Я знал — в ту пору четвероклассник, посвящённый в пионеры. Снежной белизны рубашка, алый галстук, алая пилотка. Товарищ Сталин — капитан, ведущий корабль в верном направлении. В 1959-ом году — последнем для Ленинграда — ему должно быть восемьдесят лет…
Идеальное государство и метро, которое городу не суждено было обрести. Как это могло быть взаимосвязано?..
В моей памяти, если, — то, есть, действительно моя память — ведь я уже давно изменился, распался, стал частью нечеловеческой сущности. Поглощён космической тьмой, брежу и грежу о том, в кого превратился с момента, когда в последний раз видел зеркало на Земле. В моей памяти, ясно отпечатался день, когда в газете «Правда» официально объявили о приостановке сооружения метрополитена на неопределённый срок в связи с наличием обширных пустот в южной части города. Кто бы мог подумать, что город на болоте может иметь разветвлённую сеть карстовых пещер?..
— Посмотри, Павлик, геологам не поздоровится, — усмехнулся отец, взглянул на меня из-за огромного листа газеты, вздувшимся парусом на мгновение. Был сентябрь, и мы сидели в парке, задувал лёгкий ветерок. Пахло палой листвой.
— Значит, у нас не будет своего метро?..
— Не знаю, Павел, не знаю… — затуманенный взор, поверх газеты в никуда.
Отец видел Их. Тех, что пришли. Йит, Ми-го, Старцы. Не мог не видеть и очень неохотно рассказывал, даже будучи в составе всемирно известной эскадрильи в числе первых поприветствовавших Ми-го на территории Советского Союза. Стране пришлось впускать их, свободу передвижения поначалу ограничивали специальным транспортом — затенёнными, закрытыми фургонами не только поддерживающими специальную атмосферу в своих утробах, но и прятавшими с глаз простых граждан. Впоследствии, когда связи становились теснее, абсолютную внешнюю чужеродность приходилось принимать.
Возможно, отец понимал, что карстовые пещеры не просто геологическое явление.
Возможно, доступ к почти капиталистическим благам — четырёхкомнатной квартире на Московском проспекте, двухэтажной даче во Всеволожске и личной «Волге» — позволял приобщиться к знакомствам, тонко выводящим к построению теорий заговоров.
Возможно, вопрос — «кто за всем стоит» — не пустой звук и не случайные флуктуации геологических процессов причина грядущих социальных потрясений. Хотя теперь сложно сказать, и не только потому, что я сам уже давно не «я», а «оно» и от родного дома меня отделяют квадрильоны километров. Но и потому что Они принесли нам много благ, а зло странным образом ковали мы сами, лишь порой в связке с Их отдельными представителями, часто прямо не желавшими зла или понимающими его по-другому. Просто Они не могли совладать с собственным наследием, которое, возникнув на заре Вселенной, быть может, ещё перешагнёт через её закат. Чего уж говорить о нас, жалких обезьянах…
А возможно, отец, как немногие в начале интеграции, понимал к чему ещё приведёт взаимодействие со сверхцивилизациями намного превосходящими нашу.
ebooksa