— Бред какой-то.
Длинный свернул ордер и засунул его в тот же карман, что и удостоверение. Виктор Иванович ненароком подумал, что и свой пистолет он хранит в том же кармане.
— Бред или не бред, а наше дело маленькое. — Тот, что пониже изрёк извиняющимся тоном. — Приказано доставить хоть в наручниках, но срочно.
Профессор повернулся к кровати, на которой лежал спящий Дмитрий. Потом взглянул на ручные часы. Стрелки показывали четыре часа утра. В это время он должен быть здесь и контролировать выход Дмитрия из состояния сна. Ему ещё нужно ввести адреналин, что бы простимулировать работу сердца, иначе оно просто может не выдержать нагрузки. Профессор последний раз попытался отговорить своих конвоиров от их затеи.
— У меня сложный больной! Я не могу его оставить даже на минуту! Это чревато летальным исходом. Вы возьмёте на себя ответственность за жизнь моего пациента?
Длинный, ни чего не объясняя, достал из того же кармана наручники и продемонстрировал их профессору. Стоявшая тихонько в углу Верочка при виде наручников вскрикнула, будто этот длинный собрался из них стрелять в профессора. Все посмотрели на Верочку, как будто видели её впервые. Виктор Иванович вздохнул, подчиняясь закону, и обратился к Верочке:
— Вера, присмотри за Дмитрием. Если что, — профессор с досады мотнул головой, — сразу же звони мне. — Потом опомнившись, поправился. — Звони в ФСБ Корзуну.
Демонстративно заложив руки за спину, он посмотрел на своих конвоиров.
— Ну, чего стоите? Пошли, что ли?
Верочка опять вскрикнула, словно выпущенная пуля из пистолета попала прямо в неё. Все дружно опять повернули головы к дежурной медсестре. Взяв себя в руки, она скороговоркой протараторила, обращаясь к профессору:
— Виктор Иванович, вы не беспокойтесь за Диму. Я пригляжу за ним, а с утра Быкову скажу — он присмотрит.
Профессор кивнул головой и вышел в коридор.
— Спасибо, Вера.
Длинный пошёл впереди, уводя странную процессию, к выходу.
11
Охватывая этот небесный Храм с двух сторон, несли свои спокойные и чистые воды две реки. У подножия горы, на которой обосновался Храм, раскинулся город. Высокие и низкие дома стояли бок о бок, не мешая друг другу и при этом образовывали широкую улицу. Расширяясь к лесу и сужаясь к Храму, улица была похожа на луч, исходящий из этого Храма. Таких улиц было семь. Их разделяли такой же величины земельные наделы, уже зелёными лучами исходящие от подножия или основы всего. Картина огромного Солнца, нарисованная людьми, лежала перед Дмитрием. У самого основания горы русла рек разрезали уличные лучи, отделяя их от Храма. Весь город сообщался с Храмом только через четыре изогнутых дугами моста, размещённых, видимо, по сторонам света. Красивые в несколько этажей каменные дома отливали розовым и красным цветом, сделанные из гранитных глыб, отшлифованных до блеска. Бревенчатые срубы стояли везде на любой вкус, как бы соревнуясь друг с другом своей великолепной архитектурой и замысловатой резьбой. Что-то в этом городе было не так. Был он какой-то правильный, чистенький и ухоженный, словно на выставку. Дмитрий всматривался в ровные улочки, мощеные плоским камнем и белой кедровой доской и пытался найти хоть один изъян в ровности линий. Было такое ощущение, что кто-то, прежде чем мостить тротуар, отбивал его верёвкой длинной в целый километр. Невольно его взор устремлялся снова и снова к великолепию Храма. На него можно было смотреть бесконечно как на падающую воду или горящий огонь. Основание Храма лежало где-то у середины горы и образовывало многоугольник с девятью рёбрами. В основании каждого ребра возвышалась круглая башня из красного гранита такой же высоты, как и стены с высоким шпилем на конце. Все башни были изумрудного цвета, отделанные горным малахитом. Первый ярус высоченной пирамиды был самый широкий и мощный. Он являлся основанием для следующего яруса, расположенного сразу над ним. Сужаясь к верху, высокие мощные стены второго яруса отливали в свете восходящего Солнца нежно-розовым цветом, а надстроенные ближе к вершине смотровые площадки, словно резные бойницы, сверкали жёлтым как золото яхонтом. Третий ярус был самый высокий и красивый. Ослепительно белый мрамор, которым он был выложен, удивительно походил на только что выпавший снег. В этом ярусе четыре круглые башни сливались в одну, и ближе к верху расходились девятью зелёными лепестками в разные стороны. Венчал Храм, уходящий под облака девятигранный шпиль из красного гранита. Вся эта конструкция издали была похожа на невиданный цветок, из которого мощными волнами исходила благодать. Дмитрию захотелось, во что бы то ни стало, оказаться внутри этого волшебного цветка. У него было предчувствие, что если он войдёт в этот Храм, то будет самым счастливым человеком на земле. Не отрывая взгляда от великолепного творения, он начал медленно спускаться с возвышенности к городу.
Пока он спускался, улицы города заполнялись спешащими куда-то людьми. Большая часть этих людей направлялась в южную часть, где за пределами города раскинулись бескрайние поля, засеянные пшеницей. Толстые, наливающиеся силой колосья, словно волны в зелёном океане, перекатывались под лёгким утренним ветерком. За широким логом, словно отрезанным огромным ножом, от хлебных полей, блестели от выпавшей росы кормовые луга с сочной зелёной травой. Видимо, туда и направлялась небольшая группа мужиков, неся на плечах острые косы. Подходя ближе к первым домам, Дмитрий понял, что разминуться с мужиками — косарями ему не удастся. Расстояние между ними быстро сокращалось. Нехорошее предчувствие посеяло в его душе неуверенность и поднявшееся волнение, заставило остановиться и осмотреться по сторонам в поисках другого пути. Однако было уже поздно. Его заметили. Дмитрий продолжал стоять на месте, пока целый отряд бородатых мужиков не подошёл к нему вплотную. Удивлённые таким явлением, местные жители, не стесняясь, в упор рассматривали, непонятно откуда взявшегося, чужака. Когда смотрины были окончены, вперёд вышел сухощавый старичок и обратился к незнакомцу:
— Ты чей будешь —то? Заплутал, аль как?
Дмитрий не нашёл ни чего лучшего, как поклониться мужикам и сказать:
— Здравствуйте, люди добрые.