— Тогда понятно, — скривился кузнец. — Ну, хорошо, так уж и быть, раз надо так сделаю. Но у меня тоже есть одно маленькое условие!
— Да?! И какое же? — удивились друзья.
— В поход я отправлюсь вместе с вами!
— Интересно, и как это мы должны сообщить об этом нашему дорогому майору? — воскликнул Мартин.
— Не знаю, — пожал плечами кузнец. — Ты ведь хитер, как стая лис, вот и придумай что-нибудь!
Почти неделя прошла с тех пор, как Владимир и Мартин вернулись в острог. Дни эти были насыщены событиями. Во-первых, друзей перевели из барака для каторжников в солдатские казармы. Майор Бестужев явно опасался того, что его компаньоны окажутся словоохотливы и растрезвонят всем заключенным о цели их будущего похода, хотя беспокоиться об этом как раз таки и не стоило, поскольку Яшка уже сделал это за них. Но в переводе скрывалась и другая причина. В солдатских казармах молодой дворянин и испанец постоянно находились под надежным присмотром, и плац-майор мог не бояться их побега.
Вторым значимым событием, хотя значимым его можно было назвать только для испанца, оказалось то, что он таки, получил свою шпагу. Кузьмич выполнил работу и, к слову, выполнил ее на совесть, подарив старому мечу тамплиера поистине новую жизнь. Взамен, как Мартин и обещал, он смог договориться с Бестужевым об участии кузнеца в походе. Один бог ведает, сколько лапши испанцу пришлось навешать плац-майору на уши, чтобы добиться этого разрешения и убедить начальника острога в необходимости присутствия кузнеца в походе.
А вот третьим и самым, нужно сказать, странным событием оказался короткий и необычный разговор Владимира со стариком шаманом. Случилось это несколько дней назад в столовой, когда молодой дворянин завтракал пирожками с чаем, а Мартин и Кузьмич пропадали в кузнице, трудясь над шпагой для испанца.
Старый шаман опустился на лавку подле Волкова и коротко произнес:
— Парень, мне так и не удалось поблагодарить тебя.
— Не стоит благодарности, — отмахнулся Владимир, тщательно прожевывая пирожок с мясом и мысленно пытаясь угадать животное, из которого сделана начинка, втайне надеясь, что это не крыса.
— Нет, стоит, — возразил шаман. — Ты помог мне, хотя заработал за это лишь наказание. Белые люди никогда мне не помогали. Отчего ты сделал это?
— Ты старик, — взглянув на шамана, на его смуглое, покрытое бесчисленными морщинами лицо, словно комок растрескавшейся глины, сказал Владимир, — а они два здоровых лба, которым не знакомо, что такое уважение к старшим. Это было бесчестно с их стороны, вот я и решил немного рассказать им о чести.
— Ч-е-с-т-ь, — медленно, будто пробуя это слово на вкус, повторил шаман. — Кажется, я понимаю. Не думал, что у белых людей она еще осталась.
— У некоторых осталась! Там, откуда я родом, честь считается превыше всего остального, ее возносят на пьедестал, ею гордятся, за ее оскорбление стреляются на дуэлях… — Владимир вдруг остановился, на секунду задумавшись, а потом вдруг сухо добавил. — Хотя некоторые просто прячутся за ней, как за ширмой, строя из себя благородных, хотя на самом деле уже давно забыли, что это, и теперь честь для них играет лишь самую последнюю роль!
Шаман с интересом посмотрел на Волкова, но тот лишь махнул рукой:
— Долгая история, из-за которой я и оказался здесь. И опять же — все дело в чести!
— Ты нарушил ее?
— Напротив! Ее следовало нарушить, тогда все обернулось бы совсем по-другому: кое-кто был бы до сих пор жив, а я… я наверное находился бы сейчас совсем в другом месте…
— Возможно это твоя судьба?! — предположил шаман.