Матвей взвыл, силясь вырваться, затрещала ткань майки, одна из бутылок от его движения опрокинулась и резко-пахнущая прозрачная жидкость разлилась по столу.
— Чертов прихвостень!
Матвей все-таки вывернулся, выпрямился и оттолкнул от себя гостя. Сильно оттолкнул, от всей широкой русской груди… Вернее души, далась ей его широкая грудь. И силушки не пожалел. Ударил так, что Андрей отступил на несколько шагов, наткнулся на плетеное кресло-качалку, не устоял на ногах и грохнулся на пол. Кресло, прутья, которого собирал, вымачивал и сушил еще дядька Егор — муж нянюшки, жалобно скрипнуло и завалилось на бок.
Эх, Насте бы сейчас кухаркин ухват или, на худой конец, кочергу, вот уж она бы отходила по хребтине, совсем как, прачку своего муженька — гуляку.
— Я предпочитаю обращение референт, а еще лучше Андрей Иванович, — сказал гость, поднялся, снова задел кресло. И вдруг разозлившись, схватил его и швырнул в окно. Чужое негодование очень напоминало мешок с зерном, в котором обнаружилась прореха. Вроде бы только что он держал себя в руках, и мешок казался целым, и вот уже тонкий ручеек овса посыпался на землю. А гость обрушил свою немилость на мебель, на дом. На ее дом.
Кресло ударилось о стекло, по которому тут же зазмеилась тоненькая трещина.
— Не дорос ты еще до Ивановича, прихвостень…
— Я прошу вас больше ничего не ломать, — сказала Настя, появляясь рядом с выходом на террасу. Само явление девушки народу гость пропустил, сосредоточившись на противнике. А вот от голоса вздрогнули оба.
— В противном случае, буду вынуждена отказать вам от дома. — Настя провела рукой по трещине, эту рану она ощущала, как царапину на кож. Не смертельно, но саднит здорово.
— Так ты уже нашел себе новую подстилку? — Гость оглядел ее с головы до ног. — Интересно, что на это скажет Алла?
— Раз интересно, так просвети ее. Можешь даже рассказать, что застал нас в постели. — Матвей скрестил руки на груди.
Мышцы на плечах были напряжены, он словно боялся, что не устоит и снова бросится на гостя.
— И как она в постели? — Андрей насмешливо посмотрел на Настю. — Мордашка красивая, а говор и платьишко, как я понимаю, местного деревенского разлива? Хоть бы манерам ее поучил, чтобы не вмешивалась, пока мужчины разговаривают.
Сперва Настя хотела смутиться, папенька тоже как-то говорил нечто подобное, правда нянюшка только хмыкала. Но вот про постелю он напрасно заговорил. Почти так же напрасно, как и про манеры. Да ее манерам гувернантка-француженка обучала, папенька раскошелился, надеясь выгодно сбыть дочь замуж.
— Про постелю вы за порогом можете потолковать. — Настя посмотрела на Андрея. — друг с другом.
— Не понял, твоя девка меня выгоняет?
— Тебя выгоняю я. Забирай бумаги и выметайся. Ничего подписывать не буду. Я ничего не сделал. И я работал в издательстве, когда разыграли тендер, но не я разгласил информацию и не я ударил Сашку. Понял. На этом все.
— Если бы ты знал, насколько я рад, что ты такой упрямый, — продолжая паскудно улыбаться, Андрей стал торопливо собирать бумаги. — Сядешь и я. наконец, выйду из твоей тени.
— Не выйдешь. Потому что эта тень в твоей голове и больше нигде.
— Да пошел ты, — в голосе Андрея снова послышалась злость. — Сиди тут со своей…