Ещё и Кривой какой-то вылез из кустов! Кличку этому широкоплечему человеку дали ничуть не изобретательно: один глаз у него был живой, карий, а другой по контрасту молочно-голубой и мертво смотрел куда-то в переносицу.
Кривой тоже достал нож и шагнул к профессору.
— Ну вот, даже инвалида ты, Анатолий, на свои нехорошие дела подбил, — сказал Фёдор Леопольдович с осуждением. — А вы, милейший, давно у офтальмолога консультировались? Не пробовали класть под веко тонкие срезы чепурницы ложношишковатой?
С этими словами профессор треснул Кривого оранжевым ведром по носу. Тот взвыл от боли. Несколько перезрелых сизых грибов выскочили из ведра и прилипли к груди бандита.
Кривой грубо выругался. Тем временем старый грибник, высоко прыгая через кусты, уже удалялся в ельник. Костя никогда не видел, чтоб кто-то так быстро бегал, тем более в сланцах. Со страшной частотой мелькали грязные профессорские пятки, подпрыгивала роза на шляпе.
— Атас! Держи его! — хрипло взвыл Толька-Нога.
Кривой и Фиса бросились в погоню. Костю Толька схватил за плечи своей громадной рукой. Сделал он это ловко, как в кино, когда берут заложников. Ни ножа, ни пистолета к Костиному горлу он приставлять не стал — Костя и так не мог пошевелиться. От ужаса у него перед глазами поплыл куда-то вправо бледный осинник. Толька даже дышал страшно — громко, с мерным скрежетом в груди (Костя собственной спиной чуял этот скрежет). Вдобавок от бандита исходил густой животный смрад.
Фиса с Кривым скоро показались из подлеска. Профессора с ними не было.
— Ушёл, — доложил Косой, свирепо разглядывая больным глазом переносицу.
— Мы старого лешего потом найдём. Он местный, бакланить зря не станет, — прохрипел Толька. — А вот этого мочить надо. Фиса!
Фиса был тут как тут со своим ножичком. Костя попытался что-то сказать, но получилось нечленораздельное нытьё. Фиса с Кривым только засмеялись. Они были так ужасны, что на минуту Костя решил, что всё это происходит не с ним и даже не на самом деле. Ведь снятся же иногда такие страшные сны! Особенно в детстве, когда насмотришься ужастиков…
«Не свита ли это Воланда? — вдруг осенило Костю. — Один, во всяком случае, здесь тоже с мутным глазом. Тогда двое других кто?»
Он силился вспомнить имена книжных дьяволов, но не мог, потому что Толька ещё плотнее сдавил ему шею своей ручищей, и сознание заполнил непроглядный багровый кисель.
— У, кафы рыжие, — проурчал Косой, присев над развороченным кладом.
«Причём тут Феодосия?» — подумал последний тающий закуток Костиного мозга.
Косой запустил руку в ящик, звякнул монетами, вынул целую горсть золотых и приблизил к одушевлённому карему глазу.
— Пст, — цыкнул на него, как на котёнка, Толька-Нога. — Грузи всё в наш сидор, а этого фраерка тушить пора. Быстро и небольно.
Он толкнул от себя Костю прямо на Фису. Тот ухмыльнулся и тоже сделал шаг навстречу. Сделал бы и другой, последний, но вдруг тихо хрустнули кусты, и с ближайшей ели свалилась длинная зрелая шишка.
Бандиты оглянулись. Раздвигая суковатой палкой кусты, к ним приближалась Клавдия Степановна Каймакова.
Была она одета по-походному: штормовка, шаровары с начёсом, резиновые сапоги, через плечо корзина на верёвке. Из-под линялого платка выбивались седые прядки, тонкие, как паутина. Шла она на бандитов спокойно, будто были это не крепкие мужики с ножами, а бессловесный сухостой.