А он всё не мог поверить своим глазам. Что, если монеты и сейчас там? В глубине, под путаницей корней?
Клавдия Степановна смотрела на него с улыбкой. Её улыбка слагалась из тонкого узора морщин. Ветра не было, но седые волосы старухи, выбившиеся из-под платка, были так легки, что колыхались в ответ совершенно неощутимым движениям воздуха.
Она спокойно сказала:
— Ну, что ж, вот теперь ты мой.
Глава 10
— Ваш? В каком это смысле? — удивился Костя.
— В обыкновенном. Жить со мной будешь.
Костя плохо ещё соображал после того, как Толька передавил ему шею своей ручищей.
Поэтому он спросил:
— Жить? Как это?
— А то ты не знаешь! Как все мужчины с женщинами живут, — спокойно ответила Каймакова.
— Но это невозможно!
От такого поворота событий Костя мигом забыл и о кладе, и о бандитах. Во рту у него пересохло, мысли спутались.
— Ну нет! Я очень вас уважаю, но это нонсенс, — тупо бормотал он, тут же пугаясь, что за намёк на возраст Клавдия Степановна напустит на него кусачих мух, как на Тольку.
— Почему ж нельзя? — нахмурилась старуха Каймакова. — А с кем тогда можно? С Ленкой, что ли, Шапкиной?
— Да я и с Ленкой не хочу, — вздрогнув, ответил Костя; от одного упоминания аптекарши на него будто повеяло болотной водой. — Вы только не обижайтесь, Клавдия Степановна! Мне сейчас вообще не до этого. Я писатель, работаю над новым произведением.
— Враньё, — не поверила Каймакова. — Ни над чем ты не работаешь. Разве ты не думаешь обо мне днём и ночью?
Костя замялся:
— Вы, наверное, что-то не так поняли! Мне внучка ваша нравится, Инесса. Правда, я видел однажды во сне, как…
— Сна такого ты не видел, и никакой внучки у меня нет. Пошли в деревню!