— Иди к черту, Дарне.
— Нет, серьезно. Очень нравится. — Он наклонился, прижался губами к моей щеке и прошептал: — Ты невинен во всем. Ни разу не читал книг, не был с девчонкой — или с парнем, раз на то пошло, не считая меня. — Он отстранился, улыбаясь во весь рот, а я в шутку замахнулся на него, но он поймал мою руку, и улыбка вдруг стерлась с его лица. Мы переглянулись.
Внизу раздался глухой стук. Люциан повернул голову и прислушался.
— Кто-то стучит в дверь? — спросил он.
— Не знаю. Разве дверь не открьшает экономка? — Вдруг летняя тишина показалась очень хрупкой; мне не хотелось, чтобы нашу идиллию нарушил кто-то извне, пусть даже на миг.
— Если ты имеешь в виду кухарку, та приходит лишь по вечерам.
— Адядя?
— Вряд ли. Придется мне спуститься. Он встал и принялся застегивать рубашку.
— Правда? — Я потянулся и стал расстегивать пуговицы, которые он только что застегнул. — А что, если кто-то помешает тебе одеться? Может, тебе стоит спуститься в таком виде?
— Очень смешно, Эмметт. — Но он не смеялся. — Наверное, это булочник.
— Давай голодать. Мне все равно. — Стук усилился, а потом прекратился. — Видишь? Проблема решилась сама собой.
— Ладно. — Он сел и позволил мне расстегнуть рубашку до конца. В ямке между ключиц блестели капельки пота. Но когда я наклонился к нему, он слегка отстранился, и наши губы не соприкоснулись.
— В чем дело?
— Книга, — промолвил он. — Как ты понял, что это подделка? Ты же сразу догадался, верно?
— Не знаю. Во мне ничего не екнуло. Л это важно? — Нет. Но твое чутье впечатляет. Ты бы понравился моему отцу. — Я заметил в его глазах недобрый саркастический
блеск, и мне стало не по себе. — Эмметт, ты для меня загадка. Такой невинный и вместе с тем...
— Может, хватит уже про мою невинность?
— Ладно, больше не буду, — улыбнулся он, — но только если ты позволишь мне уничтожить ее окончательно.
Конюшенные часы пробили четыре, и мы вдруг поняли, что страшно проголодались. Выкарабкались из уголка, который обустроили себе между коробками — «С ума сойти, мы только что занимались этим на глазах у моей бабушки!», — и спустились вниз. Прокравшись мимо комнаты с трофеями, очутились в громадной темной кухне и набили животы холодным пирогом, солониной и кексом, пропитанным бренди. Я и не заметил, как проголодался, а ведь мы не ели очень давно. После нашего пиршества обеденный стол напоминал поле боя: его усеивали объедки, крошки, капли варенья. Я хотел прибраться, но Люциан покачал головой. — Оставь. Пусть кухарка сделает свою работу. — Но... — Устрой я такой свинарник на нашей кухне, мать задала бы мне на орехи.
Люциан подхватил последнюю недоеденную корочку пирога.