Я пробежал через двор, обошел дом сбоку и проскользнул внутрь через заднюю дверь. В коридоре остановился и прислушался.
— Ведите ее, — раздался голос Середит.
— Я пытаюсь! — ответил запыхавшийся женский голос с сильным деревенским акцентом, даже сильнее, чем у меня. — Никак не могу ее затащить... Милли, да что же ты, пойдем!
— Она не хотела приезжать? Если она не согласится, я не смогу...
— О! — гостья коротко и горько усмехнулась. — Хотела, будьте покойны. Она умоляла меня поехать даже в такой снегопад. А потом на полпути вдруг обмякла и начала выть, не умолкая...
— Ясно, — спокойно ответила Середит.
Плач продолжался, прерывистый и дрожащий, как струйка воды.
— Иди сюда, Милли. Зайди в дом. Я тебе помогу. Вот так, умница. Теперь другую ногу. Молодец...
Похожим тоном переплетчица говорила со мной, когда я впервые приехал сюда. Я повернул голову и стал разглядывать противоположную стену. Ветром нанесло снега, и тот налип на грубую штукатурку зернистой тонкой коркой, напоминая кристаллы соли.
— Так-то лучше. Умница...
Мой отец обычно утихомиривал беспокойную лошадь таким голосом.
— Ох... — голос первой женщины треснул. — Она совсем обезумела. Помогите ей, прошу.
— Только если она сама попросит. Ну вот, Милли. Я тебя держу.
— Она не может попросить. Ее покинул разум. — Отпустите ее. — Последовала пауза, и плач начал стихать. Подруга Милли, или кем там она ей приходилась, фыркнула, а Середит мягко добавила: — Вы сделали все возможное. Позвольте теперь мне позаботиться о ней.
Я услышал шаги в доме: знакомую поступь Середит, легкий шаг первой женщины и тяжелое шарканье, от которого у меня волосы на голове встали дыбом.
Дверь мастерской захлопнулась, и я закрыл глаза. Теперь они дойдут по истертым половицам до запертой двери. Середит снимет ключи с пояса и повернет их в замках. Мне показалось, я услышал, как дверь отворилась и затворилась снова. Но, может, я ошибся, может, это стучало в ушах мое собственное сердце.
Что бы ни происходило сейчас за этой дверью, оно касалось женщины, похожей на раненого зверя.
Я не хотел знать, что там творится. Заставил себя вернуться в хранилище, где у меня по-прежнему было полно работы. Время пролетело незаметно: когда я поставил на место последний мешок и нацарапал мелом на стене итоговые подсчеты, солнце клонилось к закату. Весь день я не ел и не пил. Плечи болели, но не сказать, чтобы так уж сильно.
Когда я вошел в мастерскую, там было серо и темно. Окна припорошило снегом.
Услышав чье-то громкое «О й!», я вздрогнул от неожиданности. В мастерской сидела женщина — не обезумевшая, нет, а та, что привела ее, покрепче. Вот же глупец, в потайной комнате нужно находиться один на один с переплетчицей, и Середит, разумеется, велела второй гостье подождать за дверью. И чего я испугался?