Переплёт

Я не шевельнулся. Казалось, стоит подождать, и страх уйдет; тогда я буду готов. Но он не ушел. А под ним, подобно болезни, о которой я и не подозревал, таилась черная печаль, чувство утраты столь сильное, что хотелось рыдать. — Эмметт.

Я развернулся и вышел.

В последующие несколько дней мы не говорили о случившемся, а обсуждали лишь домашние дела и погоду, взвешивая каждое слово, как люди, ступающие по тонкому льду.

IV

Мне снился огонь. Открыв глаза, я заморгал, отгоняя полыхающий красный свет. Я был во дворце, в огненном лабиринте; меня окружали языки пламени, высокие и раскаленные, и нечем было дышать. На миг мне показалось, что в горле все еще першит от дыма, но в комнате было темно, и, сделав полный вдох, я ощутил тонкий металлический запах снега. Я сел, потирая глаза.

Стук. Вот что меня разбудило: снаружи кто-то настойчиво колотил в дверь. Колотил и кричал. Колокольчики звенели беспрестанно, как сигнал тревоги.

С трудом заставив себя встать, я натянул брюки. Половицы холодили босые стопы, но я не стал надевать обувь. Шагнул в коридор, на минуту задержался там и прислушался. Мужской голос кричал, запыхавшись:

— Я знаю, ты там! — Дверь дрожала в раме. — Выходи, или я разобью твои чертовые окна. Немедленно выходи!

Кулаки сжались. Дома отец взял бы винтовку, распахнул дверь, и стоявший за ней сразу бы попятился и умолк. Но я был не у себя дома, и винтовки у меня не было. Я вышел в коридор и постучал в дверь комнаты Середит. — Середит? — Ответа не было. Толкнув дверь, я огляделся, пытаясь понять, где ее кровать. В эту комнату я еще никогда не заходил. — Середит, кто-то стоит на пороге. Вы спите?

Тишина. Присмотревшись, я увидел бледную гору смятых подушек и сбившихся простыней. Кровать. Середит в кровати не было.

— Середит? — снова окликнул я.

Во тьме послышалось бормотание. Я обернулся. Переплетчица скрючилась на стуле в углу, закрыв руками голову, словно боялась, что обрушатся небеса. Глаза были открыты и сверкали в темноте. Мертвенно-бледное лицо, казалось, парило в воздухе отдельно от тела.

— Середит, кто-то стучит в дверь. Мне открыть? Что происходит?

— Они пришли за нами, — пробормотала она. — Пришли, я знала, что этим все закончится. Крестоносцы...

— Я вас не понимаю. — Мой голос дрогнул, и я крепче сжал кулаки. — Мне открыть? Вы будете говорить с тем, кто пришел?

— Крестоносцы... они пришли нас сжечь, убить нас... и бежать некуда, но можно спрятаться, укрыться в подвале; только книги не бросай, умри, если придется, но не бросай книги...

— Середит, прошу! — Я упал перед ней на колени, и наши глаза оказались на одном уровне. Аккуратно отодвинув ее руку, я попытался освободить ее ухо, чтобы она слышала. — Я не понимаю вас. Вы хотите, чтобы я...

Она отпрянула.

— Кто... прочь от меня, прочь! Кто..., кто..., кто... Я качнулся назад и чуть не потерял равновесие. — Это я! Середит, это я, Эмметт.

Тишина. Стук прекратился. Мы смотрели друг на друга в плотной зернистой темноте. Я слышал ее хриплое дыхание, и свое тоже. Внизу раздался звон разбитого стекла.