Глаза и правда открылись. Сосны в лесополосе торчали в вызывающем омерзение порядке. На трассе белым и красным горели бегущие огоньки. Автомобили без помех летели по ней в обе стороны. Катя попыталась сесть на земле и со стоном опрокинулась обратно. Руки и ноги вроде были на месте и двигались.
– Мы в сосну вылетели, что ли?
– Да если бы. Тут погань какая-то, Кать. - Дима сидел на корточках в очень печальной позе - положив подмышки на колени. Всегда довольная рожа вдруг разом обвисла и зеленела почти материально. Сигарету он вертел между пальцев.
– Я тебя печеньем угостила, а потом?
– А потом сомлела. Я к обочине прижался, ты выползла и совсем упала. Тут и меня накрыло, ручной дернуть успел, хорошо.
– Да чем накрыло-то? Я вот помню…
– Нет. Потом. Я вот тоже помню. Хватило.
– Дим.
– Сказал, потом. Щас насущное. Ты оклемалась, уезжаем. Только вот тут это. Я к машине подойти не могу. Оно снова накатывает.
Катю зябко затрясло. Яркий матовый ледяной режущий свет между ржавых столбов снова вспыхнул. Девушка зажмурилась, покрутила головой и несколько раз глубоко вдохнула. Ощущение прошло.
– Дим, пошли на трассу. Стопанем кого, и домой скорее.
– Машину не брошу. Я за неё четыре косых грина отдал.
– Так это когда было, – через силу улыбнулась.
– Но было же. Ты чо, это ж Краун, девяносто пятого. Он без меня всего два года ездил. И то по Хоккайдо. Это щас одноразовые у вас авто. Как гондоны, пардон муа.
– А они тоже многоразовые бывают. С шипами.
– Да всё у вас одноразовое. Кстати, тебе вроде полегчало?
– О. Точно.
– Вставай тогда. Пойдём. Подстрахуешь.
Катя и Дима поднялись в полный рост, поддерживая друг друга. Пошатывало. Когда-то бывший серебристым и роскошным Краун стоял метрах в двадцати от них ближе к соснам.
– Я щас по шажочку к нему. Ты за мной, тоже по шажочку, и за ворот держи. Млеть если начну, дергай вниз и по диагонали. Назад упаду.