– Заезжай и живи… – в задумчивости повторил Влас, а Григорий подумал, что искать пацанов нужно непременно в лощине, в окрестностях Гремучего ручья или даже в самой усадьбе. Что-то ведь понадобилось фрицам в этом разоренном гнезде! Зачем-то же они туда мотаются из города! Может, и в самом деле пытаются обустроить новый гарнизон? Только кому нужен гарнизон, поблизости от которого есть лишь сожженная деревня? Не проще ли разбить казармы поближе к городу? Оно-то проще, но машины отчего-то туда-сюда ездят.
Был еще один вариант. Фрицы могли перевозить из усадьбы мебель и другое добро, которое доставляли в нее по приказу фон Клейста. Фон Клейст сдох, ему эти буржуйские блага теперь без надобности, а вот новому немецкому начальнику очень даже могут пригодиться.
– Охрана на воротах есть? – спросил Влас.
– Не знаю. Так близко я к усадьбе не подходил. Незачем мне, да и страшновато как-то.
– Страшновато? – Влас глянул на него с легкой брезгливостью. – Фрицев испугался, Василий?
– Не фрицев, – в голосе Зверобоя послышалась обида. – Просто место там такое… темное. – Он посмотрел на Григория, словно призывая его в свидетели. – Там и до войны было неуютно, а сейчас совсем уж жуть. Гул этот…
– Какой гул? – спросил Влас недоуменно.
– Акустический феномен, – заступился за Зверобоя Григорий. – Нам еще в школе на уроках географии про него рассказывали. То ли гул, то ли вибрация. Кто-то ее слышит, кто-то вообще ничего не чувствует. Кто-то говорит, это ветер так в ветвях шумит по-особенному, а кто-то утверждает, что это все из-за ручья. Вроде бы, он потому и назван Гремучим, из-за этого вот звука.
– И вы его слышите? – Влас, кажется, снова заинтересовался. Как в тот раз, когда Зверобой рассказывал историю про оборотня.
– Слышу. – Зверобой кивнул. – Раньше тише было, а теперь усилилось все. – Он посмотрел на Григория, спросил: – Гриня, а ты как?
– И я слышу. Не скажу, сильнее он стал или нет. Не помню. Но слышу довольно отчетливо. Гремучая лощина – местечко необычное. Одни только туманы чего стоят.
Туманы и упыри, но про упырей Власу рассказывать никак нельзя. Не поймет. По-хорошему, им бы у Видово разделиться, чтобы дальше каждый пошел своей дорогой. Но ведь от товарища следователя так просто не уйдешь. Прицепился, точно репей.
– А теперь я вот думаю, что оборотню там самое место! Что этот звук может быть с ним как-то связан. И вообще… – Зверобой замолчал, задумался.
– Говори, – велел Влас.
– Видел я кое-что, – сказал Зверобой, понизив голос и оглядываясь по сторонам. – Уже после того, как в усадьбе это все случилось. – Он многозначительно посмотрел на Власа, продолжил: – Ну, после всей этой катавасии…
Он пытался рассказать, подбирал слова, а Григорий думал, что никто не знает, что же на самом деле случилось в Гремучем ручье. Фашисты считают, что на гарнизон напали партизаны. Подорванный автомобиль фон Клейста – тому доказательство. И сожженная в наказание деревня тоже. Горожане и те, кому удалось сбежать из Видово, наверное, тоже винят в случившемся партизан. Но кому, как не товарищу командиру знать, что тщательно планируемая вместе с городским подпольем диверсия сорвалась, что той страшной ночью что-то пошло не так. Да, подложенная Ефимом бомба взорвалась, забрав с собой две жизни: одну человеческую Танюшкину и одну упыриную фон Клейста. Но все остальное… остальное оставалось для Власа тайной за семью печатями. Вот почему он увязался за ним! Потому что хотел разобраться, что случилось в Гремучем ручье. Потому что подозревал, что Григорий может знать больше, чем рассказывает.
– Что ты видел, Василий? – повторил Влас.
– Я сунулся к усадьбе на следующий день. Слыхал, что фашист этот, фон Клейст, увлекался охотой. А если увлекался, значит, и оружие у него должно было быть.
– Мародёрством решил заняться? – Влас поморщился.
– Не мародерством, товарищ командир, а экспроприацией. Не подумал я тогда, что они после этого всего в деревню придут. – В голосе Зверобоя слышалось раскаяние. Хоть и жил он всю жизнь сам по себе, наособицу, но деревенским никогда зла не желал. Может быть, и в самом деле не сообразил, что фрицы станут мстить. – Вот поэтому, не в деревню пошел, а в лощину. Только до усадьбы я так и не дошел.