Лимб

Что тут случилось с моей ма! Её губы сжались и посинели, а румянец сбежал с щёк. Она ожидала бунта, но бунта не было. Это значило, что я что-то задумал, и хуже этого на свете ничего не было. Когда ребёнок много думает — он думает неправильное. Ведь о правильных вещах-то зачем раздумывать? Они и так очевидны!

Откуда ей было знать, что я уже целую вечность как смирился с утерянной безвозвратно гитарой? Моя рок-мечта угасла настолько, что я не пытался её и возродить.

— Что за американщина? Окейкает тут! Ты не можешь сказать «хорошо» или «ладно»? — сказала матушка, чтобы раззадорить с моей стороны хоть какую-то бурю. Но умудрённый жизнью Я не даст ей повода заламывать руки и кричать, какую неблагодарную свинью она воспитала.

— Как скажешь, — кивнул я. — Вкусная овсянка, кстати. Спасибо.

— Такая же, как и вчера! Ты мне дерзить удумал?

Разве я дерзил?

И всё-таки она раскричалась: что я издеваюсь над бедной женщиной, и еду её, с душой приготовленную, ругаю, а саму её не ставлю ни во что.

Лицо моей ма вернулось в привычный красный цвет, глаза увлажнились, голос дрожал. Я еле сдерживался, чтобы не подскочить и не закричать в ответ: «Хватит! Хватит! Я ничего этого не говорил!» — ведь тогда мне пришлось бы полчаса доказывать свою правоту бетонной стене.

Я заставлял себя думать о той чудесной и уютной комнате, которую смогли соорудить люди в Чистилище, вспоминал каждую мелочь от узора на пледе до царапины на дверном косяке, а когда мелочи кончились, принялся умножать двести двадцать два на сорок четыре по давнему совету Анны.

— Ну чего ты лыбишься? Чего лыбишься, а?!

— Думаю о том, как хорошо, что обо мне есть кому позаботиться, — сказал я. Ма хлестнула меня полотенцем по руке и молча ушла к себе.

Зачем Доктор отправил меня сюда? Думал устроить мини-пытку из злой родительницей? Не выйдет. Да, мы часто ругались; но какая семья может похвастать вечным штилем?

Из этой «пытки» я извлеку максимум пользы.

Пьеса. Рабочее называние:???

Действующие лица.

Сомний — одет как стереотипный сказочный принц, всегда говорит нараспев.

Регулюм — одет в белые, но местами испачканные одежды, которые в полумраке светятся от фосфора. Говорит сухо, холодно.

Сомний и Регулюм примерно одного возраста (в промежутке от двадцати до сорока лет).

Свита — пять-восемь человек разного возраста, сложения и пола, одеты как придворные 18–19 века, свои реплики произносят вразнобой и неритмично.

Декорации.

Двор замка. Слева — башня, на балконе которой вначале стоит Сомний. Справа — лес. Фоном вечернее лиловое небо.