Ящер страсти из бухты грусти

22
18
20
22
24
26
28
30

Секунду спустя в бар протиснулся Уинстон Краусс, и Мэвис помахала ему из-за стойки:

– Сынок, я уже почти собралась сделать тебя самым счастливым человеком на всем белом свете.

– Меня? Зачем?

– Затем, что мне нравится, когда люди получают то, чего им хочется. А у меня есть то, чего хочется тебе.

– Правда?

Мэвис шагнула к стойке и тихим заговорщическим голосом принялась рассказывать Уинстону Крауссу самую приятную, самую волнующую, вопиюще эротическую сказку, которую только могла рассказать; правда, она старалась ни на секунду не забывать, что человеку, с которым разговаривает, больше всего на свете хочется окучивать с морских млекопитающих.

А в угловой кабинке между тем запасец показной невозмутимости Сомика мало-помалу таял. Эстелль улыбалась, хоть слезы и застилали ей глаза.

– Я не просила бы тебя, если б считала, что это может быть опасно. Честное слово.

– Знаю, – ответил Сомик, и в его голосе прозвучала нежность, которую он обычно оставлял на долю котят и дорожной полиции. – Просто я бегал от этого всю свою жизнь.

– Не думаю, – сказала Эстелль. – Мне кажется, всю жизнь ты бежал ему навстречу.

Сомик ухмыльнулся:

– Ты же этого старого блюза с меня насовсем снимешь, правда?

– Сам знаешь.

– Тогда поехали. – Сомик встал и повернулся к Мэвис и Уинстону. – Мы готовы? Все готовы? – Он заметил, что брюки фармацевту спереди стали явно тесноваты. – Ага, мы готовы. Ты хоть больной, но тоже готов.

Мэвис кивнула, и в шее у нее негромко лязгнула какая-то механика.

– Второй поворот после выезда, не первый, – напомнила она Эстелль. – А оттуда вдоль побережья, поэтому никаких гор там нет.

– Но мне маску с ластами нужно взять! – взвыл Уинстон.

ТРИДЦАТЬ ОДИН

Молли

– Пять минут уже прошло? – Молли сидела по-турецки, меч лежал у нее на коленях.