Но оно осталось тут во всей своей сумрачной, туманной, блеклой красе. И вот что странно — управляющие сочли цветовую гамму пятна выигрышной. Стену выкрасили желтовато-коричневым, что отлично контрастировало с тремя стенами, оклеенными банальными обоями с тусклым бело-желтым узором. Кляксы на таком фоне казались менее насыщенными, менее зловещими. Я сам был свидетелем оливкового, красноватого и даже убийственного шоколадного оттенков. Но темные цвета лишь подчеркивали дефект — очередная шуточка окраски, освещения, туринского эффекта номера 516, словно Паяц твердо намеревался обезопасить свое место в этом мире.
Мои мысли явно где-то витали, поскольку стук в дверь испугал меня до судорог.
Я поспешил открыть, но сперва глянул в глазок, узнать, кто там. Никого не обнаружив, я предположил, что это горничная оставила на пороге свежие полотенца или вазу с фруктами — что-то, не требующее передачи из рук в руки.
Но, когда я распахнул дверь, на полу ничего не лежало. И никого не было.
— Черт! — воскликнул я. Потом увидел, что он протягивает мне бутылку вина, и тут же выпустил на лицо свою самую ослепительную улыбку.
— Видите ли… э… мистер Джи, — пробубнил Гордон. — Насчет давешнего. Простите… Я просто хотел передать вам это. И приветствовать вас.
— Гордон, что происходит? Проверка персонала? Ты был так официален.
— Точно. — Он украдкой окинул взглядом коридор. Портье все еще нервничал.
— Ты рискуешь работой?
— Может быть. Не знаю. Что-то тут творится, мистер Джи. Нам не говорят. Просто нужно быть осторожными. Я… я хотел, чтобы вы знали.
— Ну что ж, спасибо, Гордон. А то я встревожился. Надеюсь, у тебя все будет в порядке.
Спасибо. Спасибо, мистер Джи. Если что-нибудь понадобится, просто позвоните.
— Так я и сделаю. Спасибо тебе.
Он улыбнулся, кивнул, затем развернулся и зашагал к лифтам.
Я запер дверь и продолжил распаковывать свои шмотки. Теперь происшествие у стойки беспокоило меня меньше, хотя что-то все равно было не так. Но что? Что?
И тут я понял.
Гордон не хотел оказаться на одной линии с открытой дверью. Он боялся Паяца!
Едва ли я мог его за это винить. Некоторые люди тупо отказываются вселяться в 516-й. С таинственным «порывом потустороннего», с захватывающим внимание немым вопросом «Что ты видишь на этой картинке?» — словно проходишь тест Роршаха, номер буквально выгоняет пятерых гостей из десяти. Гордон сам привел мне эту статистику в мой третий приезд. Когда пятна складываются в лицо, сказал он, половина из впервые прибывших постояльцев не желают въезжать в эту комнату. Я просто не думал, что и Гордон может быть одним из тех, кто находит, что загадочное пятно на стене — это чересчур.
Так кто упрекнет его, да и всех остальных, если уж на то пошло? Днем Паяц забавен. Как только твои глаза различают в кляксах лицо, оно становится похожим на те вырезанные из картона силуэты полицейских в полный рост, которые, в устрашение ворам, постоянно пялятся на тебя в магазинах. Но ночью — что с готовностью признали бы беженцы из 516-го, — особенно когда выключен свет, становится жутковато. Ты знаешь, что лицо там, косится на тебя из мрака, выпучив кляксы глаз, ухмыляясь потеками губ.
Оставшиеся пятеро из десятка, очевидно, справлялись с ужасом, и я был из их числа — или, по крайней мере, находился на границе. Мы выдерживали гнет Паяца, будучи либо слишком пьяными, либо слишком флегматичными, либо слишком довольными низкой ценой номера. Я, наверное, отвечал двум последним пунктам, если прибавить к ним еще и любопытство. А с учетом моих планов на этот визит, я явно находился ближе к журналистам, чем согласился бы признать.