Я вытащил из портфеля отчеты для завтрашнего совещания по организации сбыта, крикнул моему спрятанному сожителю: «Лазарь, выйди вон!» — и отправился к Сафрону. Сегодня никакого кино. За ужином еще раз перечитаю предложения Дайне и Варнока, выпью пару бокалов и вернусь пораньше.
Пересекая вестибюль, пожелал Гордону спокойной ночи. Он расплылся в улыбке и помахал мне со словами:
— Приятного вечера, мистер Джексон!
Я улыбнулся в ответ. Сценка сыграна на отлично. Мы теперь коллеги-конспираторы. Возможно, у нас еще когда-нибудь будет возможность посмеяться над этим за рюмашкой.
Придя в гостиницу около десяти, я с облегчением увидел, что за стойкой сидит Кармен. Она всегда обращалась ко мне «мистер Джексон», так что ее пожелание приятного вечера вновь вернуло мир на круги своя. Я даже удивился, когда понял, насколько мне это было нужно.
Номер, конечно же, остался точно таким же, как когда я его покинул, и я почему-то вдруг задался вопросом, что творится с другими гостями в других комнатах. Я вдоволь наслушался страшных гостиничных историй, да и Гордон поведал мне кое-что о «Маклине»: о постояльцах, разрисовывающих стены своим дерьмом, прыгающих в заполненные до краев ванны, развлекающих самих себя эротическими играми в подвешивание за крайнюю плоть на люстрах. Так что Боб Джексон, передвинувший несколько предметов мебели, по большому счету — всего лишь крупица в масштабах Вселенной, в великом плане бытия.
Поскольку телевизор выполнял не свои прямые функции, иного выбора, кроме как лечь в постель, у меня не было. Заснул я далеко не сразу; впрочем, это и к лучшему. Я продолжал думать о Паяце, ухмыляющемся там, в темноте. Прошло уже — сколько? — около семи часов. Возможно, что и больше. За одну ночь вряд ли можно чего-то ожидать. Но что если там
Я щелкнул выключателем. У краев картины ничего явственно не виднелось, но чтобы сказать наверняка, было слишком темно.
Пришлось потянуться и включить люстру. Пусто. Паяц все еще прятался.
Мысль оставить свет показалась мне соблазнительной, но совещание было назначено ровно на девять тридцать. Будем считать это простой репетицией «Веселого похода», запланированного мной первоначально. Что ж, попытаюсь снова, когда приеду в город больше чем на одну ночь.
Решив это, я почувствовал себя лучше, вырубил свет и действительно задремал на пару часиков.
Но только на пару.
В час сорок семь меня что-то разбудило — то ли звук, то ли движение, я не понял.
Ощущение присутствия Паяца было сильным, как никогда. Дело, несомненно, в воображении, но такого со мной еще не случалось.
На этот раз я не стал включать свет, а остался лежать в темноте и думать. Мысль о Гордоне опять не давала мне покоя. Какой-то он был… сам не свой, напряженный, что ли. И дело не в «мистере Джексоне» и не в «сэре». Это легко объясняется проверкой персонала или жалобой какого-нибудь влиятельного клиента на чрезмерную фамильярность служащих.
Дело в том, как он себя вел, когда передал мне вино. Подарок — и визит — должны были все уладить; очевидно, именно в этом и состояло намерение портье. Но ведь не уладили. Наоборот, я чувствовал неловкость, которая бывает, когда кто-то слишком много благодарит тебя, или без конца извиняется, или постоянно спрашивает, не может ли он что-нибудь для тебя сделать. Гиперреакция. Переигрывание.
Вот оно! Несколько слов там, в коридоре; Гордон произнес «мистер Джи» трижды? Четырежды? Словно с избытком покрывая свою прошлую официальность. Словно он
И еще что-то — может быть, жестикуляция, мимика? Не говоря уже о тревоге, об озабоченности… взгляд! У него был странный взгляд. Как там болтают на тренингах по подготовке торговых работников? Настоящий дружеский взгляд идет
Сейчас трудно сказать наверняка, но, кажется, именно так и было. Гордон, может, и впрямь обеспокоен, но отчего-то он выглядел еще и отрешенным. Не огорченным, нет. Все произошло слишком быстро.
И тут меня осенило. Гордон стоял в стороне от двери, он не хотел заглядывать в номер, не хотел увидеть Паяца. Что он сказал, когда я предложил ему поменяться берлогами и занять 516-й? «Больше никогда, мистер Джексон!» Ага! Больше никогда! Неужели он провел ночь в этой комнате? Мог ли 516-й сделать что-то с его памятью, с его взглядом на мир? С его личностью?
ebooksa