Фантастические создания ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Но категорически отказался поставить свою подпись на этой мемориальной доске.

Э. Несбит

Какадукан, или Двоюродная бабушка Уиллоби

Пер. С. Силаковой

Эдит Несбит писала свою прозу для детей более ста лет назад. Одни истории — реалистические, другие — совершенно сказочные. Этот рассказ, пожалуй, одна из немногих вещиц Несбит, где царит беспечное веселье. А еще в нем есть колоритный злодей — некто Какадукан.

Матильду безжалостно умыли, нарядили в тесное платье и отправили в гости к ее дряхлой двоюродной бабушке Уиллоби. Но по дороге случилось кое-что непредвиденное…

* * *

Уши у Матильды стали красные и блестящие. И щеки тоже. И руки тоже покраснели. А все потому, что Придмор вымыла ей лицо и уши. Это было не обычное умывание, когда тебе становится приятно оттого, что ты теперь чистая. Нет, Придмор умыла Матильду «как следует». А когда тебя умывают «как следует», кожа горит и саднит и начинаешь жалеть, что ты не бедненькая маленькая дикарка. Ведь маленькие дикари ничегошеньки не понимают и бегают на солнце совсем раздетые, а в воду лезут не мыться, а только спасаться от жары. Матильда ужасно огорчалась, что родилась в Брикстоне, а не среди дикарей.

— А маленьким дикаркам, — сказала она, — не моют уши до дыр. И еще дикарок не одевают в новые платья, которые колют подмышки и врезаются воротником в шею. Правда, Придмор?

Но Придмор лишь буркнула:

— Чепуха и чушь! — Помолчав, добавила: — Да перестань же дергаться, господи ты боже мой!

Придмор была гувернанткой Матильды. Порой Матильде казалось, что с Придмор нет никакого сладу.

Матильда была права: в диких племенах дети не носят платья, от которых болит все тело. Более того, маленьких дикарей не умывают и не причесывают с остервенением, не заплетают им неистово волосы, не напяливают на них перчатки и башмаки, не обливают их ненавистью и не везут на конке в Стретем в гости к их двоюродным бабушкам Уиллоби. Это было уготовано только Матильде. Поездку затеяла ее мама, Придмор собрала Матильду в дорогу, а Матильда покорилась, сознавая, что сопротивление бесполезно.

Но с Судьбой посоветоваться забыли. А Судьба имела на Матильду свои планы.

Когда ботинки Матильды наконец застегнули на все пуговицы (крючок для обуви отличался мерзким нравом, особенно когда его торопили; в тот день он больно цапнул Матильду за ногу), несчастное дитя отвели вниз в прихожую и усадили на стул — дожидаться, пока Придмор тоже соберется в дорогу.

— Посиди минутку, — сказала Придмор.

Но Матильду эти слова не обманули. Она знала, что «минутка» затянется надолго, и начала тоскливо качать ногой. Матильда уже бывала у двоюродной бабушки Уиллоби и прекрасно знала, чего ожидать. Ее спросят, как она учится, какие у нее отметки и была ли она хорошей девочкой. Никак не возьму в толк, отчего взрослым непонятно, что задавать такие вопросы — просто нахальство. Допустим, ты ответишь: «Спасибо, тетя, я учусь лучше всех в классе, я примерная девочка. А теперь, дорогая тетушка, давай немного поболтаем о тебе. Много ли у тебя денег, и ругала ли ты опять своих слуг, или старалась быть доброй и терпеливой, как полагается воспитанной тетушке? Что же ты молчишь, милая?»

Опробуй этот метод на какой-нибудь своей тете в следующий же раз, когда она начнет тебя расспрашивать. И расскажи мне, что она скажет.

Матильда заранее знала, о чем ее спросит двоюродная бабушка Уиллоби. И знала: когда она ответит на все вопросы, бабушка даст ей малюсенькую галету с тмином и скажет: «Пойди и попроси Придмор вымыть тебе лицо и руки». Вымыть! Опять!

Потом ее отправят гулять в сад, а там — дорожки, посыпанные песком, и клумбы с геранями, кальцеоляриями и лобелиями. И ничего не разрешается рвать. На обед будет рубленая телятина с треугольными поджаренными хлебцами и пудинг из тапиоки. А потом — долгий день за книгой: альманах «Субботний вечер Поттерера» в твердом переплете, противный мелкий шрифт, и все рассказы — про деток, которые безвременно испустили дух, потому что были слишком хороши для этого мира.

Матильда тоскливо ерзала на стуле. Она была готова разреветься. И разревелась бы, если бы не новое, такое неудобное платье: оно было такое тесное и колючее, что не давало забыть о себе ни на минуту и даже мешало плакать.