Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит

22
18
20
22
24
26
28
30
11

Питер Маллиган ходит на две клетки черной пешкой, и Ханна съедает ее белым конем. Сегодня Питер даже не старается выиграть. Он притворяется, что удивлен, когда теряет очередную фигуру, и лишь изображает усердное размышление над ходами, не переставая при этом болтать. Ханну это раздражает.

– По-русски, – говорит Питер, – полынь когда-то звали чернобылем. Келлерман сильно возмущался?

– Нет, – отвечает Ханна. – Вообще не возмущался. Оказалось, что перенести съемку на вечер ему даже удобнее. Все путем.

– Чудеса, – вздыхает Питер, берясь за ладью и тут же отпуская ее. – Значит, на вечеринку к антропологу ты пойдешь?

– Ага, – отвечает Ханна. – Пойду.

– Месье Ординер[50]. По-твоему, это его настоящая фамилия?

– Если он заплатит, сколько обещал, то мне плевать. Тысяча долларов за несколько часов в гриме? Только дураки от такого откажутся.

Питер снова берет ладью и болтает ей в воздухе, дразня Ханну.

– Кстати, я тут вспомнил название его книги, – говорит он. – А потом опять забыл. Она была о шаманизме, масках, оборотнях и тому подобном. Разошлась большим тиражом в шестьдесят восьмом, а потом куда-то пропала. В интернете наверняка что-нибудь о ней есть.

Питер ставит ладью на доску и разжимает пальцы.

– Даже не думай, – останавливает его Ханна. – Получишь мат.

– Милая, дай мне хоть раз проиграть по собственной воле, – ворчит он, притворяясь обиженным.

– Я еще не собираюсь домой, – отвечает Ханна, и Питеру Маллигану приходится снова склониться над доской.

Он продолжает рассуждать о забытой книге месье Ординера. Через некоторое время Ханна отправляется на кухню за кофе, и видит на подоконнике черно-серого голубя. Птица пристально глядит на нее желтыми глазами-бусинами. Голубь напоминает Ханне что-то, что та не хочет вспоминать, и она стучит кулаком по стеклу, прогоняя птицу.

12

Старушка Джеки не возвращается. Вместо нее появляется подросток лет четырнадцати-пятнадцати, максимум шестнадцати, с накрашенными алыми губами и ногтями, одетый в шелковый костюм с павлиньими перьями. Открыв дверь, он неподвижно стоит на пороге, молча разглядывая Ханну. На его лице восхищение, и Ханна впервые чувствует себя не просто раздетой, а абсолютно беззащитной.

– Все готово? – спрашивает она, стараясь хоть немного скрыть волнение, и в последний раз оборачивается, чтобы взглянуть на зеленую фею в зеркале. Но в зеркале пусто. Никто не отражается в нем – ни Ханна, ни зеленая дева. Лишь пыльная комната, полная древностей, милые антикварные лампы и отслаивающиеся клюквенного цвета обои.

– Госпожа, – произносит мальчик звонким хрустальным голосом и кланяется, – Двор готов принять тебя.

Он отступает в сторону, пропуская Ханну. Музыка гремит, меняет темп, тысячи нот и ударов смешиваются, грохочут, наступают друг другу на пятки.

– Зеркало, – шепчет Ханна, указывая пальцем туда, где должно быть ее отражение. Когда она оборачивается, то на месте мальчика стоит девочка в точно таком же одеянии с перьями – возможно, его сестра-близнец.

– Это сущий пустяк, госпожа, – говорит девочка звонким, дребезжащим голосом мальчика.