Ринальдо, Эдит, убийцы, китайцы-официанты в женских платьях, ветераны богемного общества Даунтауна, которых вы, уверен, часто встречали, как один поворачиваются к Спарджеру и произносят фразы вроде «Виктор, какой у тебя большой фильм!».
Спарджер с притворной скромностью улыбается, но на его лице читается триумф.
Он отвечает: «Это чтобы съесть вас!» – или что-то подобное.
Тут люди замечают глядящий на них портрет и читают надпись над головой Виктора. Вы кивком подаете мне сигнал, и я сую руку в карман. Говорят, что есть дюжина способов убить швейцарским ножом. Я дал слово не пробовать ни один из них, но для того, что я собираюсь сделать, нож подходит идеально. Я шагаю вперед и одним взмахом взрезаю портрет. И, как по волшебству, оттуда выпрыгивает тот, кто был в нем заточен.
Кэт Ховард
Нарисованные птицы и хрупкие кости[58]
Под громкий, певучий перезвон соборных колоколов белая птица уселась в нише церковной стены. Звон продолжался, возвещая о начале службы.
Мэйв решила прогуляться, чтобы проветрить голову и взглянуть, что творится за окнами и стенами ее квартиры. В ее голове зарождалась идея новой картины – даже затылок чесался. Бродя по городу, погружаясь в его суматоху и красоту, она рассчитывала превратить идею в полноценный образ.
Этим утром суматохи в Нью-Йорке было куда больше, чем красоты. Чересчур шумно, чересчур людно – все чересчур. Мэйв казалось, что она вот-вот разойдется по швам.
Чтобы собраться с силами и духом, Мэйв отправилась в собор Иоанна Богослова. Она решила, что сможет побыть там в тишине и спокойно подумать, не будучи при этом вынужденной отвечать незнакомым людям, все ли с ней в порядке.
Середина зимы выдалась холодной, и за время прогулки к собору щеки Мэйв покрылись румянцем. Находиться внутри собора было невыносимо – он был просторным, но Мэйв все равно чувствовала, будто стены давят на нее со всех сторон. Она уселась на скамью напротив упавшей башни и укуталась в шарф.
Попивая латте, Мэйв то откидывалась на скамью, то выпрямлялась. Она закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела у соборной стены голого мужчину.
Мэйв пошарила в сумочке в поисках телефона, вновь удивившись, как столь невместительное пространство в случае необходимости превращалось в настоящую черную дыру. Нащупав наконец телефон, она собралась снимать, но голого мужчины и след простыл.
На его месте была птица. Роскошные белые перья обрамляли ее, словно ореол полузабытых мыслей. Птица была великолепна, особенно в сравнении с привычными городскими голубями, но ничем не напоминала человека – голого или одетого.
Мэйв уронила телефон обратно в сумку и в недоумении помотала головой.
– Пора завязывать с кофеином.
– Что-что тебе показалось? – рассмеялась Эмилия. – Дорогая, если тебе мерещатся голые мужчины, тебе не от кофе нужно отказаться, а хорошенько потрахаться.
– Встречаться с мужчинами не входит в мои ближайшие планы, – Мэйв считала свидания еще одним кругом ада, о котором Данте забыл упомянуть.
– Мэйв, тебе не нужно с ними встречаться. Выбирай любого, – Эмилия обвела бар рукой.