Санки

– А давайте я помогу, – и потянулся к ее руке, чтобы взять веревку.

Глаза ее забегали, а взгляд отражал полное недоумение. Она протянула руку и немного нагнулась, так как была несколько выше меня. Запястье кухарки оголилось, на нем, словно ожог, сияла багровая восьмерка, перевернутая в знак бесконечность. Я вздрогнул внутренне, но постарался не подать виду, вспомнив эту цифру, изображенную на всей кухонной утвари. Решительно взял веревку и двинулся вперед, санки казались непривычно тяжелыми, сапоги проворачивались в рыхлом снегу, еще более утяжеляя мой путь. Ее глаза, к моему удивлению, наполнились страхом, они бегло скакали из стороны в сторону, ожидая, что будет дальше. Я понял, что это мой шанс все исправить и не медля начал:

– Я хочу попросить прощения. Это я украл ваши санки в тот день, когда они стояли у задней двери. Было игривое настроение, и мы с ребятами вышли из школы…

– Ты украл их не у меня, – вставила она в паузу и посмотрела вдаль, немного прищурив глаза, раздраженные ярким дневным светом.

– А у кого? – опешил я.

Санки тянули меня назад, будто бы желая вырваться из моих рук и умчаться прочь, но чем тяжелее они становились, тем сильнее я сжимал веревку в кулаке.

– У хозяина, – сказала она и свернула на узкую улочку, на которой я не бывал ни разу.

Надо же, удивительно, казалось, знаю наш город как свою квартиру, он, собственно, и не сильно больше, мы исходили все вдоль и поперек, облазили все дома, стройки, склады и помойки, но тут я нахожусь впервые. Старые деревянные дома, покосившись, стояли по обе стороны и неподвижно с недоверием рассматривали меня.

– А кто их хозяин? – поинтересовался я.

– Не знаю, иначе уже вернула бы, – ответила она с сожалением, затем немного подумала, остановилась и, глядя на меня, спросила: – Ты украл их?

– Да! – восторженно воскликнул я. – Украл! Но уверяю, я не хотел этого делать, я готов искупить свою вину как угодно, лишь бы они больше не приходили ко мне, пожалуйста, помогите!

Она вздохнула, посмотрела на меня еще раз, взяла их за веревку и свернула на узенькую глубокую протоптанную тропинку, что упиралась в деревянную калитку. Санки тяжело, но послушно поползли за ней. Калитка скрипнула.

– Их нужно вернуть хозяину, – еще раз разъяснила она, – поторопись, у тебя мало времени.

Я упал на колени и посмотрел вверх, желая ледяного вдоха, словно находился в душном помещении, встречая открытым ртом белые холодные хлопья, только что закружившиеся в воздухе.

Я знал много всего и одновременно ничего, чтобы помочь себе. Ее слова еще больше запутали меня, но вместе с тем приблизили к разгадке. У них есть хозяин, а у меня есть три ключа и кабинет литературы, до которого я все еще не смог добраться. Вдруг я почувствовал, что разгадка близко, она именно там, поэтому я не смог в прошлый раз добраться до кабинета.

12

На днях в нашем доме возникли проблемы с отоплением, это оказалось мне на руку, я ходил в двойных штанах и теплых носках, чтобы изменения моего тела не были заметны, а папа в это время закалялся, делая зарядку в триста приседаний в одних трусах и резиновых шлепках, призывая меня присоединиться. Я отрицательно мотал головой, глядя на маму, завернутую в шаль и ругающуюся на коммунальные службы, как будто это поможет делу. Холод спас меня временно, утром мама зашла ко мне в комнату и заметила, что кожа на локтях потемнела и сморщилась, я и сам заметил это только вместе с ней, наивно полагая, что процесс старения замедлится в связи с холодом. Об этом я узнал из папиного научного журнала, в котором описывался опыт ученых, изобретавших криокамеры.

Мама, со свойственной ей истерией обзвонив всех, повезла меня в экстренном порядке в больницу, решив, что проявления на моих руках – это обморожение. «Я их засужу!» – кричала она, размахивая кулаком перед своим лицом. Мне было ужасно жалко ее и тех, кого она собирается засудить. Сидя в автобусе, я упирался лбом в стекло и давил подкатывающую сентиментальность, всхлипывал на кочках, немного подпрыгивая вверх, и плакал у всех на виду, даже не пытаясь скрыть своих эмоций.

Больше часа мы просидели в очереди, я выслушал все о жизни бабки в красном халате и знал наизусть историю болезни старушки в коричневом. Удивительная вещь – совершенно ненужная информация напрочь залипает в коре головного мозга и хранится в ней в целости и сохранности вечно, а что-то полезное, как правило, испаряется из моего сознания мгновенно, словно мокрое пятно под палящим летним солнцем. Наконец-то нас приняли. Хирург неохотно осмотрел мои локти, небрежно прощупал живот в области кишечника, затем положил на кушетку и прощупал печень. Он смотрел на меня сверху, его зрачки расширялись, а пальцы стремительно проникали вглубь, вдавливая мои органы в позвоночник. Затем доктор, освободив меня из своих сильных рук, опросил, есть ли жалобы помимо локтей, и, получив отрицательный ответ, отправил меня к дерматологу, написав в диагнозе «аллергические высыпания на коже». В следующем кабинете меня попросили раздеться полностью, с чем я категорически не согласился.

– Я не могу снять штаны, – унизительно склонив голову, начал объяснять врачихе и ее медсестре, которая казалась старше меня всего на пару лет. Ее возраст не смущал, а, наоборот, служил хорошим предлогом не раздеваться, и я даже искусственно покраснел, чтобы убедить ее старшую коллегу.