Четыре после полуночи

Кевин взглянул. Хотя заранее знал, что увидит. Должно быть, точно так же смотрел Клайд Томбоу на первую фотографию Плутона. Томбоу знал, что она должна там быть, на это указывали изменения орбит Нептуна и Урана. Однако знать – это одно, а увидеть в первый раз – совсем другое.

Кевин выключил подсветку и вернул фотографию Попу. Повернулся к отцу.

– Да. Это то, о чем ты думаешь. – Голос ровный, бесстрастный.

Поп подождал, а потом, чувствуя, что продолжения не последует, взял инициативу в свои руки.

– Не томи! Что там такое?

Мальчику не хотелось говорить об этом раньше. Не хотелось и теперь. Вроде бы причины молчать не было, но…

Хватит упрямиться, одернул он себя. Когда требовалась помощь, Поп тебе помог, и какая разница, как он зарабатывает на жизнь. Скажи ему, сожги фотографии и выметайся отсюда, пока эти чертовы часы не начали отбивать пять часов.

Да. Если он еще будет здесь, когда они зазвенят, чаша переполнится. Он просто сойдет с ума, и его, кричащего о живых псах в полароидных мирах и о камерах, которые раз за разом выдают одну и ту же фотографию, отвезут в психушку.

– Полароидную камеру мне подарили на день рождения, – сухо ответил Кевин. – А у пса на шее повязан другой подарок.

Поп медленно поднял очки на лысый череп, воззрился на Кевина.

– Что-то я тебя не понимаю, сынок.

– У меня есть тетя. Вернее, двоюродная бабушка, но нам ее так называть не велено, потому что она не хочет казаться такой старой. Тетя Хильда. Муж тети Хильды оставил ей много денег, мама думает, больше миллиона долларов, но тетя очень прижимистая.

Он замолчал, чтобы отец мог с ним не согласиться, но мистер Дэлевен лишь мрачно усмехнулся и кивнул. Поп Меррилл, который все это знал (мало что в Касл-Роке и окрестных городках ускользало от его внимания), терпеливо ожидал продолжения.

– Каждые три года тетя проводит с нами Рождество, и это единственные дни, когда мы посещаем церковь, потому что тетя Хильда ходит в церковь. Когда она приезжает, мы едим много брокколи. У моей сестры от брокколи пучит живот, но тетя Хильда обожает брокколи, так что деваться нам некуда. Летом я прочитал книжку «Большие ожидания», в которой одна дама буквально списана с тети Хильды. Она обожала трясти деньгами перед своими родственниками. Звали ее мисс Хэвишем, и когда она говорила: «Лягушка», – люди прыгали. Мы тоже прыгаем, и в этом ничем не отличаемся от остальных родственников.

– В сравнении с твоим дядей Рэнди твоя мать даже не подпрыгивает, – неожиданно вставил мистер Дэлевен; Кевин подумал, что отец шутит, но в голосе слышалась неприкрытая горечь. – Когда тетя Хильда говорит «лягушка» в доме Рэнди, там все взлетают до потолочных балок.

– Так или иначе, – продолжил Кевин, обращаясь к Попу, – на каждый день рождения тетя присылает мне один и тот же подарок. То есть они, может, чем-то и отличаются, но в принципе одинаковые.

– И что она тебе присылает, сынок? – полюбопытствовал Поп.

– Галстук-шнурок. Как тот, какие носили в свое время артисты джаза. Он может отличаться цветом, зажимом, но это всегда галстук-шнурок.

Поп включил свет, схватил увеличительное стекло, прильнул к нему.

– Боже святый! – Он выпрямился. – Галстук-шнурок! Именно так! Почему же я сразу не понял?