«Оратора» посадили в сани. Двое вооруженных револьверами рабочих сели рядом.
— А ну, пошел! — крикнул Кирюха. Рысак рванулся и скоро пропал из виду…
— Что же будем делать с полицией? — спросил кто-то из рабочих.
— Все вышли с кладбища? — Все!
— Давай их туда, за решетку! — приказал Кирюха.
Толпа расступилась.
Полицию загнали за кладбищенскую ограду, ворота прикрутили проволокой.
— Ну, рассаживайтесь по саням, кому далеко.
Плеханов и его друзья-землевольцы уселись в извозчичьи сани. Степан пристроился с Козловым. Кирюха с товарищами из заводского кружка тоже уселся.
— До свидания, друзья! Глядите тут, чтоб эти дармоеды не перемахнули через ограду.
Извозчики гаркнули, и сытые лошади помчали рысью-
Когда, свернув в тихие переулки, подкатили к дому Степана, Козлов велел остановиться и отпустил извозчика.
— Ну что, Степан, каково? А?
— Третий раз рабочие не дрогнули перед полицией.
— Да, Степан, третий раз! По-моему, это хорошее предзнаменование…
— Да, конечно. Но больше меня радует то, что демонстрация на этот раз выглядела намного внушительней, чем у Казанского собора. Там собралось сотни две-три, а здесь за тысячу перевалило. Шли молча, а силища чувствовалась! Особенно на кладбище, когда зашевелились полицейские.
— Верно. Они здорово струхнули. Пристав-то как залепетал…
— Поняли, что с рабочими шутки плохи. Тем более, если они разгневаны… Я думаю, Козлов, нам и из этой демонстрации тоже следует сделать вывод.
— Какой?
— А такой, что рабочих надо объединять. Установить более тесные связи между кружками, между заводами, фабриками. Нам надо добиться, чтобы рабочие всегда стояли дружно: один за всех, все за одного!