— Ну что? Какие новости?
— Первая новость — вижу тебя наконец по-настоящему «обряженным». И шел главным образом за тем, чтобы предупредить — тебя ищут! От верных людей землевольцы узнали, что тобой интересуется шеф жандармов генерал Мезенцев.
— Ого! — усмехнулся Степан.
— Видать, ты крепко ему насолил своими выступлениями на кружках. А с ним, как ты можешь догадываться, шутки плохи.
— Так он же ищет Халтурина, а я бахмутский мещанин Королев.
— Знаешь, какие у него псы? Может, они эту хитрость уже унюхали?
— Что же делать?
— Во-первых, измени облик. То, что ты сделал, неплохо, но мало. Если хочешь оставаться в Петербурге, надо научиться гримироваться или некоторое время, пока идут аресты, пересидеть дома.
— Да как же? Ведь назревает большая забастовка на Новой бумагопрядильной?
— Знаю. Будешь помогать из укрытия. Писать листовки, беседовать с доверенными людьми, но ни в коем случае не появляйся на фабрике. Об этом я тебя прошу, Степан, от лица многих наших товарищей.
Халтурин нахмурился, встал, заходил по комнате:
«И почему Козлов держит меня дома? Ну, старше он меня, опытнее… Это, конечно. Но имею ли я право в такой момент, когда рабочие готовятся к новому выступлению, сидеть в своей конуре без всякого дела?»
Козлов исподлобья посматривал на широко шагавшего Степана, его небольшие живые глаза под тонкими бровями слегка посмеивались.
— Ты, Степан, видимо, не знаешь, что происходит в городе? После выстрела Засулич полиция остервенела.
— Все знаю.
— А я говорю, ты многого не знаешь, еще не совсем постиг конспирацию…
— Чего же, например? — спросил Степан.
— Да хотя бы того, — хитровато усмехнулся Козлов, — что я совсем и не Козлов, а Обнорский?
— Обнорский? — Степан даже остановился от изумления. — Тот самый, что жил за границей?
— Тот самый. Виктор Обнорский!