— Благополучно ли у вас, Степан Николаевич?
— Все хорошо, Анна Васильевна. Динамит доставлен на место, укрыт.
— Слава богу, — вздохнула Якимова, и Степан почувствовал в этом вздохе большую тревогу. Взглянул и увидел, что глаза ее в слезах.
— Что случилось, Анна Васильевна? — спросил он.
— Большое несчастье обрушилось на нас и на всю нашу партию. Позавчера арестовали Александра Александровича Квятковского.
— Квятковского?.. Да как же это случилось?
— Из-за оплошности Фигнер, которую вы, очевидно, знаете.
— Слышал. Она же испытанный боец.
— Да, конечно… Но и боевой конь оступается ненароком… Она доверилась сестре Жене и попросила поселить ее вместе с Квятковским под фамилией Побережской. Она не знала, что сестра распространяла номера «Народной воли» среди студентов, рекомендуясь как Побережская. Одна курсистка, схваченная полицией, сказала, что «Народную волю» дала ей Побережская. Полиции ничего не стоило узнать в адресном столе, где проживает Побережская. Ночью они и нагрянули и арестовали обоих.
— Как глупо и обидно попал Квятковский! Но точно ли так было дело?
— Да, точно! Наш верный человек работает в III отделении. Он и сообщил об этом. Между прочим, о том, что Рёйнштейн выдал Обнорского, тоже он сообщил. Это честнейший человек. Он предупредил и спас от ареста многих наших товарищей.
— А о Квятковском не знал?
— Нет, его арестовали не жандармы, а полиция.
— Эх, как мне жаль Александра Александровича! — Степан сжал кулаки и стал ходить из угла в угол. — А нельзя ли его спасти?
— Перевели в крепость. А туда пробраться нет никаких надежд.
— Эту проклятую крепость давно бы надо взорвать! — Степан, вдруг что-то вспомнив, остановился, присел к столу. Лицо его стало суровым.
— Анна Васильевна, а вы бы не могли повидаться с этим человеком?
— А что?
— Не захватили ли при обыске у Квятковского бумажку, где я рисовал план Зимнего и где крестиком. была помечена столовая? Ведь, если эту бумажку он не сжег — меня схватят и все дело провалится.
— Как же вы сами не уничтожили ее?