— Вот, угощайтесь, — предложила она.
— Это что же, Аннушка, вроде как поминки по усопшему императору? — усмехнулся Желябов.
— Нет, это я напекла, чтоб попотчевать Степана Николаевича.
— Видишь, Степан, как тебя встречают в этом доме! Уж не влюбилась ли Аннушка? И правильно! Если б я был девушкой — тоже влюбился бы в тебя. Право слово! — улыбнулся Желябов. — Только зарос ты зверски. Вот закусим — иди в кухню, сбривай и бороду и усы начисто. С сегодняшнего дня ты будешь жить по новому паспорту.
— Да, изменить образ не мешало бы, — овладевая собой, сказал Степан.
— Исаев побреет и даже подстрижет тебя. Он у нас мастер на все руки.
— Да, да, Степан Николаевич, вам надо побриться. Я помогу.
Якимова стала разливать чай.
— А может, еще по рюмочке? — спросил Исаев.
Желябов взглянул на часы.
— Меня ждут в комитете, друзья. Я должен идти. — Он поднялся и протянул руку Халтурину. — Прощай, Степан, и чувствуй себя как дома. Может быть, я или кто-нибудь из наших еще заглянет сегодня. А если будем готовить листовку — тогда завтра.
— Я пройдусь в город, — сказала Якимова.
— Только никаких расспросов, Аннушка. Теперь каждый пустяк может вызвать подозрение.
— Конечно, Андрей, я понимаю…
— Ну, прощайте, друзья!
— Может, и мне пойти на заседание? — спросил Исаев.
— Нет, Гриша, ты оставайся дома. Если будет крайняя нужда — я дам знать…
2
Желябов явился только утром с весьма тревожными новостями. От взрыва погибло восемь солдат и больше сорока ранено, а венценосный тиран из-за встречи принца Гессенского опоздал к обеду и опять остался невредим.
Это известие сразило Халтурина: он побледнел, изменился в лице, его стало знобить.