— Нет, я явственно слышал. Кричат в овраге.
— Иван, выдь послушай! — приказал отец. Сняв с гвоздя тулуп и шапку, Иван вышел во двор.
Его ждали молча, прислушиваясь к вою метели. Хозяин не вытерпел, отворил двери.
— Ну что, Иван?
— Вроде кричат, — послышалось в ответ.
— Тогда собирайся, пойдем, должно, почта сбилась с дороги.
Хозяин засветил фонарь, взял веревку и вместе с Иваном отправился в овраг…
Ждали долго… Никто не спал. Целый пучок лучины сжег Степка, прежде чем за окном залаяла собака, зазвенел колокольчик и заскрипели ворота.
— Лошадь распряги, Ванюшка, насыпь овса и укрой теплой попоной, — послышался голос отца, — да посвети вначале приезжим.
На крыльце затопали обледеневшие валенки, и, широко распахнув дверь, в клубах морозного пара вошли двое в тулупах, пропуская вперед невысокого, в запотевших очках, с заиндевелой бородой человека.
Тулуп его был распахнут и волочился по полу. Он ступал одеревенело, ничего не видя, вытягивая вперед белые руки.
— Здравствуйте, — глухо сказал он, снял очки и стал неуклюже протирать их онемевшими пальцами.
— Здравия желаем! — рявкнули оба жандарма, и Степка, увидев под тулупами шинели с медными пуговицами, попятился.
— Батюшки! — всплеснула руками Ксения Афанасьевна. — Да вы же обморозились все!
— Слава богу, до смерти не замерзли.
Вошел хозяин, поставил на лавку ведро со снегом.
— Девки, марш отсюда, будем обмороженных растирать.
Дочери, бабка и тетка-приживалка юркнули в горницу.
— Ну раздевайтесь, гости, да сказывайте — кто и откуда.
— Вот ссыльного везем в Орлов, — кивком головы указал унтер на бородатого.