— Понятно… О господи, да у вас, барин, и щеки обморожены. Давайте-ка я вам разотру. Так… А руки сами трите — вот снег.
Степка залез на полати и, свесив лохматую голову, смотрел, как отец растирал обмороженные лицо и руки ссыльному, как жандармы и ямщик грелись у печки, как мать ставила самовар.
— Вроде бы отходят щеки-то, — сказал отец. — Глядите — «- порозовели… А руки трите сильней, дайте-ка я сам. Вот так… Больно?
— Ничего, терпимо…
— Видите, и руки отходят. Хорошо. Ну как, мать, с самоваром?
— Подогреваю. Сейчас закипит.
— Вот и хорошо. Закусочку нам спроворь да водку достань из подпола. Водка для обмороженных — самое первейшее лекарство.
Сердобольная хозяйка старалась: ей хотелось обласкать арестованного и получше накормить. Уж больно худ он был: щеки ввалились, скулы обтянулись. Лицо казалось зеленоватым. По затрепанной шинели догадалась она, что студент.
Многих ссыльных и арестантов прогоняли через деревню, некоторых даже в кандалах. Знала она, что все это были «политические», страдавшие за то, что хотели сделать облегчение простому народу. Сколько раз плакала, глядя в окно на несчастных! Сколько раз выбегала, чтобы передать горшок молока да краюшку хлеба! А тут бог послал студента в дом. Как не пожалеть его? Как не похлопотать?..
Скоро приезжие, хозяин и старичок странник сидели за самоваром. Хватив по лафитнику и выпив горячего чаю, гости пришли в себя, разговорились.
— Спасибо вам, Николай Никифорович, если бы не вы — мы бы замерзли, — сказал молодой арестант.
— Вон Степку благодарите. Это он ходил до ветру и услышал, как вы кричали.
Арестант встал и, подойдя к полатям, пожал Степке руку.
— Спасибо тебе, Степа. Спасибо! А это возьми от меня на память. — Он достал из кармана маленькую книжечку в кожаном переплете и передал Степану.
— Ой, что же это?
— Басни Крылова. Ты читать умеешь?
— Умею. Еще у дьячка выучился.
— Вот почитай. И другим дай. Это хорошая книга.
— Спасибо!
— Басни, вы говорите? — спросил отец. — Это что же, вроде сказок?