— Послушайте, мы с вами не могли встречаться на Молдаванке? — утрируя акцент, спросил Блюмкин. — В синагоге реба Менахема Мендля?
— Вы — Блюмкин, — расплылся в улыбке медведевожатый. — Вот так встреча! А я Исаак Бабель. Странно, что вы меня запомнили — я всегда был такой тихоня… То ли дело Яшка — король шпаны… Страшно рад, идёмте — здесь небезопасно. Миша, вас, кстати, это тоже касается!
Двое старых знакомцев углубились в чащу. Медведь, ворча, покосолапил следом.
— Вы теперь укротитель? — спросил несколько успокоенный Блюмкин.
— Забирай выше, — надул щёки Исаак. — Теперь я мазык — русский народный колдун! Наследник древней ведической традиции скоморохов. Не верите?
— Отчего же, — с деланным равнодушием пожал плечами Блюмкин, — лишь бы в радость.
— А вы здесь какими судьбами? Если, конечно, не военная тайна?
— У меня цурес, Исаак, ай, вей из мир! — горестно запричитал Яков. — Моего товарища дорогого, Левина, казаки завтра утром будут казнить!
— Ну, таки мы ж его спасём! — бодро воскликнул Бабель. — За одну только фамилию… Пошли, познакомлю с Дерендяем — это мой наставник, по-здешнему «дядька». Для него выручить из беды хорошего человека — всё одно, что плюнуть в мацу. Даёшь язычество! Уж ты гой еси, Перун-батюшка…
ГЛАВА 31. БЛАГОДАТНЫЙ БОЛТ
Чем масштабнее разводка, чем она древнее, тем проще её провернуть. Людям кажется, что разводка не может быть такой древней и такой масштабной — не могло ведь столько людей повестись на неё!
— Богородица, Ева, радуйся! — осенил крестным знамением паству отец Гапон, явственно чувствуя спиной нарастающий холодок… Вертеть головой, нарушая благочиние, не стал — скомкав окончание молебна, суровой поступью скрылся в алтаре. Там его и поджидал Савинков, поигрывая браунингом.
— Вот и свиделись, батюшка, — криво усмехнулся палач. — А вы не верили, что Земля круглая… Ну-с, раздевайтесь, больной.
— Зачем? — дрогнувшим голосом спросил священник.
— Не пугайтесь, не до трусов… Снимайте золотую спецовку — пригодится преемнику. Неужели вы думаете, что я способен осквернить выстрелами жилище вашего повешенного еврея? Этак всех архангелов переполошишь! Я дам вам возможность помолиться ему напоследок в лесополосе. Вдруг поможет? В прошлый раз вы, помнится, с его помощью уже явили какой-то грязный трюк.
— Можете убить меня, — распрямил плечи отец Георгий, — но не смейте хулить Христа в алтаре. Евреем он никогда не был.
— Пардон? — поднял брови Савинков. — Что ни день — новости. А я-то грешным делом считал, что вся эта мелодрама с воскрешением произошла в первом веке в Палестине.
— Вас обманывали! — гневно возразил пастырь. — В Палестине ничего никогда не было, кроме нефтяных арабов. Новая хронология академика Хаменко бесспорно доказала, что Христос, он же Батый, родился и жил в Киеве в 17 веке, где и был прибит язычниками к городским вратам. Историю своего Отечества нужно знать, без неё народ подобен слепцу! Впрочем, перед кем я мечу бисер…
Гапон аккуратно убрал в шкаф епитрахиль и фелонь, перекрестился на образ св. Адольфа и вышел в осенние сумерки. Савинков, перевесив через руку с пистолетом плащ, следовал за ним.
По пути до лесополосы им встретился эсесовский патруль, но священник, зная отчаянный нрав Бориса Викторовича, не стал дёргаться, лишь молча благословил представителей власти. «Чему быть, того не миновать»…