Цурюк

— А вы, я погляжу, органично вросли в новые реалии, батюшка! — не удержался от сарказма революционер. — Всякая власть от Бога, а? Чего ж вы тогда в пятом году против царя народ баламутили? К перевороту призывали?

— Я ошибался, — прошептал поп. — Сколько ни переворачивай, с каждым разом только хуже. Сами видите.

— Я много чего вижу, — отозвался Савинков, — хотя и не всё понимаю. Для меня ясно одно — чем хуже, тем лучше! В сущности, какая разница, кого взрывать — великого князя, председателя ВЦИК или гауляйтера?

— Боже мой, но во имя чего? — поп повернул к Савинкову искажённое страданием лицо. — Во что-то же вы веруете?

— Считайте, что в адреналин, — пожал плечами террорист. — Вот вы сейчас чувствуете себя великомучеником и умиляетесь. Но по сути мученики — всего лишь люди с плохой кармой. Соответственно, великомученики — люди с очень плохой кармой. И в чём доблесть? Ладно бы — спорили, сопротивлялись! А то, честное слово, пули жалко. Идёт, ноет…

Они пересекли раскисшее поле и углубились в лес. Стемнело — похоже, собирался зарядить дождь.

— Куда ведут пути? — спросил Борис Викторович, споткнувшись о ржавый рельс.

— Неисповедимы пути Господни… — затянул привычную волынку поп.

— Тьфу ты! Я про железную дорогу.

— А… Кажется, в какой-то заброшенный тоннель…

— То что нужно. Идёмте, — Савинков тычком ствола в поясницу придал телу священника направление. Первые капли упали на горячий лоб отца Георгия. Вскоре они уже шли сквозь сплошную пелену дождя.

Прямо по курсу открылся чёрный провал, и Гапон инстинктивно прибавил шагу. Несколько минут перед ликом вечности — ничто, а умирать в сухости, что ни говори, приятней…

Внезапно из глубины тоннеля раздались суматошные выстрелы, а следом — низкий звериный рык. Три потрёпанные фигуры в бушлатах, перетянутых накрест пулемётными лентами, горохом вылетев из провала, понеслись, размахивая руками, по полотну. Подобно зайцу в луче фар, они бежали, не в силах свернуть в сторону. Савинкову были хорошо видны их перекошенные криком рты и безумно выкаченные бельма глаз.

За ними без видимой поспешности мягкими прыжками двигалось покрытое серебристой шерстью человекоподобное Нечто. Вот оно настигло заднего беглеца, на бегу схватило за шиворот одной лапой, за штаны другой, и, подняв над головой, метнуло в убегавших, сбив их с ног, словно кегли. Савинков столкнул Гапона под насыпь и прижал к земле.

Йети, ворча, склонился над добычей, по очереди отработанным движением сворачивая головы красным бойцам, будто курам. За минуту с экипажем заблудившегося бронепоезда было покончено. Несмотря на привычку к убийству, Савинкову стало слегка дурно от такой деловитости.

Зато дальнейшее поведение гоминоида не столько удивило, сколько истерически позабавило Бориса Викторовича. Сложив трупы в ряд на полотне, Сульфат нашёл гладкую жердину, без труда переломил на две неравные части и аккуратно связал их между собой снятыми с трупов ремнями под прямым углом. Получившийся крест воздел горè, потом бухнулся на колени над убиенными большевиками и принялся нечленораздельно завывать, мотая головой. Со стороны Немы донёсся колокольный набат. Йети горестно рвал шерсть на груди.

— Гляньте-ка, — толкнул Савинков в бок попа. — Не от вашего стада овечка отбилась? Нет желания обратиться с пастырским наставлением?

— Господи Иисусе! — побледнел отец Георгий. — Благодатный болт!

— Что такое?

— Вы ввели меня во смущение — и уходя из храма я забыл отключить реликвию от питания! Что же теперь будет?