В кабину заглянула встревоженная рожица Лили Марлен.
— Атас, немцы!
— Что за кипеш? — повернулся к ней Иосиф Виссарионович, строго грозя пальцем. — Доложи по форме!
— Рота СС движется из Рябиновки, преследуя этого… Гуманиста… Через четверть часа будут здесь.
— Гоминоида, — мягко поправил её великий языковед. — Ступай, предупреди всех. Разводите пары, князь!
Галицын закатал рукава и, открыв ревущую адским огнём топку, принялся швырять в неё с лопаты уголь.
… На рассвете узников разбудил колокольный набат. Щёлкнул замок, и верзила урядник, пряча глаза, поставил перед ними котелок жирно пахнущих щей с двумя ломтями тёплого хлеба. Секунду подумав, присовокупил вынутый из-за пазухи шкалик.
— Кланяйтесь на том свете от казака Андрея Давилы. Дескать, сам вскорости пожалует… И кушайте, господа, поживее — публика ждёт.
Левин, чувствуя зверский аппетит, быстро умял свою порцию, хватил спирту и вышел на двор. За ночь приморозило, утреннее солнышко топило пищавший под ногой ледок. Он огляделся и остро понял, что всё это сейчас исчезнет навсегда, необратимо… Сзади доносились всхлипы и причитания Ефима Генералова, а впереди высился над головами сгрудившихся селян чёрный эшафот. Пройдя сквозь два ряда казаков, он взошёл по ступеням и поневоле зажмурился на бившее в глаза светило.
Внезапно сквозь гул предсмертного набата пробились диссонансом другие звуки — резкие и разухабистые. Тут же в толпе произошли непонятные завихрения. Казачья полусотня расступилась, пропуская к помосту странную процессию. Впереди, переваливаясь на задних лапах, выступал медведь в сарафане и кокошнике. За ним с маленькой визгливой гармоникой в руках, кривляясь, семенил вприсядку вожатый-цыган. Приглядевшись, Левин к своему изумлению узнал в нём загримированного Якова Блюмкина. Лица других ряженых скрывали скоморошьи хари, и всё это двигалось и вертелось с невообразимой быстротой под визг маленькой скрипочки в руках рыжего толстяка и дробный перестук бубна, в который била порхающая посреди толпы стройная девушка в маске козы.
Тут на глазах у Левина пространство начало зыбиться, виселица на фоне мясистой помпезной церкви куда-то сгинула, словно растворившись в мерцающей дымке, и он увидал на горе ряд рубленных из золотистого тёса теремов с коньками на высоких кровлях. Вдали блистало под солнцем озеро, и от его поверхности, расправляя два белоснежных крыла, поднималась в небеса сотканная из тумана Царевна-Лебедь с лицом Кати.
— Идём со мной! — протянула она к нему с улыбкой руки.
— Куда?
— Увидишь…
Он смахнул с глаз набежавшие слёзы и очнулся. Церковь и виселица были на прежних местах. Но вокруг на площади всё изменилось. Народ, за минуту до того хмуро пялившийся на казнь, с просветлёнными лицами кружился в неудержимом русском плясе.
Бабы, поводя плечами, плыли павами, а вокруг них, оттеснив деревенских увальней, выкидывали акробатические коленца хлопцы-казаки.
Грузный урядник Давила самозабвенно исполнял перед помостом танец с саблями, чертившими два сплошных круга в воздухе, никому не причиняя вреда. А на паперти, приседая и распрямляясь, как надувной пузырь, отплясывал перед медведем «барыню» отец Фрол в праздничной рясе.
— Идём скорее! — маленькая тёплая ладонь уверенно потянула Левина за собой. Механически сойдя с помоста, он легко прошёл следом за девушкой в козьей маске сквозь толпу, словно сделавшись на миг невидимым. Это его развеселило, напомнив астральные путешествия. За околицей они присоединились к остальным скоморохам.
— Вот, привела, — с лёгким немецким акцентом произнесла спасительница, снимая личину. Левин поразился — настолько её лицо чем-то неуловимым напомнило ему Катю, хотя все черты в отдельности были другие — пожалуй, чересчур строгие и правильные.
— Хорош гусь… Не пялься на мою бабу! — услышал он из-под волчьей маски насмешливый голос и вздрогнул. Во первых, это был явно голос деда Коли — только молодой и сильный. Во вторых — что почему-то особенно поразило Левина — в руках у скомороха поигрывал Бубен. Вне всякого сомнения, это был сам Амба Шаман Энлиль.