Школа террористов

22
18
20
22
24
26
28
30

Первыми появились Руссу и Саракуца, а за ними и Иона Георгиевич в светлом костюме и при галстуке, но с черной щетиной на скуластом лице с раздвоенным подбородком, подчеркивающим его суровую волевую натуру и жестокий характер. Окидывает нас беглым взглядом и спрашивает:

- А где Хадырке? Почему не разбудили?

- Я стучал ему, - выскакивает из двери дежурный. - Думал, он уже вышел.

- Разыщите его. Быстро! - Широкие черные брови Петрунеску то сходятся, то расходятся у переносицы, выражая злость и нетерпение. У меня замирает сердце: сейчас обнаружат... Что делать? Выйти из машины и объяснить или выхватить пистолет и попытаться пробиться?.. Нет, слишком неравны силы, и отсюда так просто не вырваться. Мы и с Доничем не справимся.

Надеюсь, что Петрунеску не станет дожидаться, когда найдут нерасторопного увальня, но Хозяин не из тех, кто не доводит свои распоряжения до конца.

Выбегает дежурный, бледный, перепуганный.

- Он мертв, - докладывает, заикаясь.

- Как, мертв? - круто поворачивается Петрунеску. - Убит, умер?

Дежурный пожимает плечами.

- Лежит на полу. Крови нет. То ли сердце, то ли задушен.

- Такого буйвола? - Петрунеску подозрительно-пронзающе смотрит на меня. Я выдерживаю взгляд, и босс снова поворачивается к дежурному. Оружие при нем?

- Все на месте.

- Разберитесь. Найдите обрыв телефонных проводов. Мы скоро вернемся. И сел в машину на заднее сиденье.

- Разрешите мне с вами? - Донич по-военному прикладывает руку к голубому берету, лихо надетому набекрень, придающему ему бравый вид.

- Поезжай в аэропорт, - Иона Георгиевич достает из кармана две карточки, похожие на визитки. - Эту отдашь начальнику аэропорта или его заместителю. По этому номеру позвонишь через час и доложишь обстановку. Тогда же получишь дополнительные указания. В Кишинев, - командует он мне.

"Пронесло?" - с сомнением и надеждой спрашиваю сам себя и включаю скорость. "Волга" срывается с места, будто старается быстрее увезти из опасного особняка, где меня преследует не только труп со страшным оскалом, но и тень собственной смерти.

Лишь за воротами, спустя минут десять, начинаю успокаиваться: опасность на некоторое время дает мне передышку.

С узкой гравийной дорожки съезжаем на шоссе. Солнце уже оторвалось от горизонта и лучи, пробиваясь сквозь кроны деревьев, растущих по обочине, образуют на асфальте зеркальные блики, слепящие глаза. День снова обещает быть знойным. Дорога ещё пустынна, но я не увеличиваю скорость, обдумывая ситуацию и стараюсь предугадать, что ждет нас впереди. То, что Петрунеску заподозрил меня в убийстве Мирчи и порчи телефонных проводов, вероятнее всего - очень уж пронзительным взглядом он окинул меня, когда дежурный сообщил о трупе. И теперь я чувствую на затылке его сверлящий взгляд, стремящийся проникнуть в тайну моих мыслей. Надо быть очень осторожным и начеку. У любой обочины Петрунеску может приказать остановится и выйти из машины, а Руссу или Саракуца, тоже притихшие в напряженном ожидании, выполнят любой его приказ. Но теперь патроны в моем пистолете не холостые и просто так я не дам им убить себя.

Проезжая мимо одного селения, я увидел в нем три бронетранспортера, две грузовые машины и группу наших солдат около них. Зачем они сюда прибыли? Учения или разборка между приднестровцами и националистами?..

В соседнем селе такая же картина: бронетранспортеры и солдаты.