Штормовое предупреждение

— Стоят все, что можно поставить.

— Погода?

— Ветер пять баллов с сильным дождем, удивительно теплым.

— Прекрасно.

Бергер шагнул к шкафу, достал бутылку рома и два бокала.

— Как долго вы работали вчера на радио?

Штурм с благодарностью принял бокал:

— Ровно полтора часа.

— Как батареи?

— Не слишком хорошо, капитан, однако они и раньше были такими же. Какие нашлись. Господин Прагер смог быстро достать только такие, я знаю. Но… — он сделал паузу. — Вы хотите, чтобы я перестал слушать, капитан?

— Нет, не надо. Британские и американские прогнозы погоды очень полезны, военные новости тоже. Но когда мы будем ближе к дому и захотим передать, что нуждаемся в буксире, я хочу быть уверенным, что у нас есть достаточный резерв.

— Сколько слушать сегодня?

— Полчаса — сказал Бергер. — Когда закончите вахту. Я думаю, этого должно быть достаточно.

— Очень хорошо, капитан. — Штурм с неохотой осушил остаток рома. — Извините, мне надо вернуться на квартердек.

Он повернулся и протянул руку к двери и вдруг снаружи раздался крик женщины.

***

Внизу было жарко и очень душно. Для Лотты путешествие казалось бесконечным. Из ниоткуда в никуда. Снизу раздавался тихий, но постоянный храп. Сестра Анджела без всяких объяснений перевела в ее каюту сестру Эльзу.

Лотта лежала на верхней койке, над ее лицом не более чем в двух футах находилась палуба, было жарко и неудобно, несмотря на то, что на ней была надета только льняная ночная рубашка. Она думала о Хельмуте Рихтере, сосредотачиваясь с почти пугающей интенсивностью, пытаясь в воображении вызвать его из тьмы — медленную улыбку, нестриженые светлые волосы и бороду. Лотта была тихой, сосредоточенной в себе девушкой. Большая часть ее жизни была совершенно замкнута — вначале по требованиям жестко ортодоксальной католической семьи, потом самодисциплиной и воспитанием сиделки. А потом Орденом Сестер Милосердия. Не требовалось ничего, кроме Бога.

Она научилась жить в себе. Но Рихтер — Рихтер был чем-то иным, совершенно новым переживанием. Когда она думала о нем, то непроизвольно улыбалась.

Тело было влажным от пота. В каюте стало невозможным оставаться даже минуту. Ей хотелось дышать — чистым соленым воздухом. Она мягко спустилась на пол, потянулась за капюшоном и выскользнула наружу.

Далеко на горизонте мерцали молнии, придвигаясь ближе. Новым была жутковатая фосфоресценция, судно стало средоточием света и тьмы, теплый дождь оседал на палубу серебристым туманом.