– А что еще?
– Ты была в банке, от которого у нас карточки?
– Да. Вход свободный. В зал индивидуальных сейфов можно пройти по карточке-коду. Дело об ограблении давно уже забыто. Но место, куда отвезли картины, я так и не нашла.
– Ничего. Я его найду. Хотела выбить показания у последней жертвы, и, думаю, мне это удалось бы с помощью некоторых медицинских средств, но подфартило совершенно случайно с той стороны, с которой не ждала. Впрочем, это неважно. Твой муж хорошо говорит по-русски?
– Как мы с тобой. Иначе, как бы я смогла заморочить ему голову? Сейчас я тебе покажу наши фотографии. Свадебные и так, на вилле. Жалела, что тебя там не было.
– Не преувеличивай, сестренка. Я не была ни на одной из трех твоих свадеб, и ты не сожалела об этом.
– Что ты себя накручиваешь?
– Не обращай внимания. Сама знаешь, сколько всего я здесь пережила.
Фотографии лишь усугубили переживания. Видеть радостные счастливые лица, хуже, чем трупы в крови. Впрочем, кровь врачей не пугает, да и видом трупа их не удивишь, а вот когда тебя уже тошнит от жизни, вид счастливого человека может довести до истерики.
Они прошли в спальню. Тая предложила сестре немного поспать после тяжелой дороги.
– Ладно. Сейчас выпьем еще по стаканчику, и спи. – Она ушла на кухню и вернулась с вином.
– Кстати, хотела тебя спросить, – беря в руки фужер, улыбнулась Ляля. – Где ты взяла это вино?
– В том самом кафе, где ты его пила с адвокатом. На бутылке штамп стоит. Я же помню, что оно тебе нравится.
– Нравится. Но разве я тебе об этом говорила?
– Ты все уже забыла. Они выпили.
– Боже мой, какая слабость. Я сейчас провалюсь в сон, – ставя бокал на тумбочку, тихо прошептала Ляля. – Даже язык вяжет.
– Да-да, я знаю. Это очень хорошее зелье.
– Зелье?
– Успокаивает и делает человека беспомощным. Правильно? Ты уже ответить не можешь. Ни руки, ни ноги не слушаются.
Ляля повалилась на кровать.