– Наверно, выудил наобум в телефонной книге, – предположил Чиун.
– Не так уж много Римо Уильямсов в телефонных книгах, папочка. А зачем Смит послал тебя в Детройт?
– Дела! – вздохнул Чиун.
– Ну это-то я понял. Что, охотишься за этим стрелком?
– Тоже мог бы понять.
– Я стараюсь держаться уважительно и беседовать, как подобает, – сказал Римо, и Чиун, на редкость пристыженный, ничего не ответил. – Я передумал об очень многих вещах там, в пустыне. Я думал о том, кто я такой и откуда и почему у меня никогда не было родных, кроме тебя, конечно. Мне кажется, потому-то меня так впечатлило такое, знаешь, уважительно-зависимое отношение остальных пассажиров. Это было похоже на семью.
Чиун молчал, и Римо продолжил:
– Странно, что у этого типа такое же имя, как у меня.
– Одно дело – иметь имя, – сказал Чиун. – Совсем другое воспользоваться чужим.
– Ты думаешь, он воспользовался моим?
– Этот человек – гнусный и жестокий обманщик, злобный, порочный белый.
Не будь он так вероломен, мою седую голову не обезобразил бы этот шрам.
– Рана скоро заживет, папочка.
– Да, но не заживет стыд. Во всяком случае, не заживет, пока я не сотру этого мерзавца с лица земли. В мире таким не место!
Голос Чиуна дрожал от гнева.
– Я готов помочь, – сказал Римо.
Но почему Чиун так странно взглянул на него в ответ? Словно сверкнула молния. Что это? Неужто страх?
– Нет, – сказал Чиун как-то слишком громко. – Ты не должен. Это запрещено.
– Стыд, что тебя тяготит, лежит и на моих плечах тоже, – возразил Римо.
– Ты же сам это знаешь.