Горный стрелок

22
18
20
22
24
26
28
30

25

Ларс Шеель посмотрел на пасмурное небо. Снег прекратился, свинцовые тучи ушли. Ветер гнал рваные серые облака. Но вот со стороны Кангбахена появилась и стала расти нежно-голубая полоска. То, что надо. Скоро проглянет солнце, ветер утихнет, и туман клубами поползет по языкам двух ледников – Жанну и Канченджанги. Погода благоприятствовала последнему усилию. Оставалось всего несколько часов до того времени, когда они бросят усталые тела в джип и устремятся на север.

Шеель в мыслях перенесся на двадцать лет назад. Знакомая картина: пик Кангбахена; измученное, мокрое от слез лицо, руки, молящие бога дать ему крылья. Только девяносто восемь метров, господи, и забери крылья назад! Оставь меня, и я рухну вниз...

Вице-премьер Мирослав Кроужек с содроганием представлял себе вечерний спуск. Он еще помнил огромные, сорвавшиеся со склона Уэджа глыбы, подскакивающие, как мячи: путь через морену был опасен. Тогда, в 1975 году, они не пошли мореной, хотя югославская экспедиция десятью годами раньше благополучно взошла на плато именно этим путем. Да и потом многие экспедиции предпринимали маршруты как ледопадом, так и мореной.

Горы вроде бы и остались девственными, но следы цивилизации в виде куч мусора и навалов камней под палатки и походные кухни встречались то тут, то там. Ранее непроходимые трещины имели теперь над собой сносные мостки, иногда можно было встретить болтающиеся на ветру веревки, оставленные на скале каким-нибудь отрядом альпинистов.

Кроужек посмотрел на Яна Новака. Тот держался молодцом, коротко и спокойно разговаривая по рации с базовым лагерем. Но там, видимо, все же чувствовали легкое колебание в его голосе и спрашивали: «У вас все в порядке?» – «Да, – отвечал он. – Но необычайно тяжело. Трудно дышится. Особенно мне. Горы не благосклонны ко мне». – «А где наш офицер связи? Мы уже вторые сутки не слышим его голоса». – «Он решил проверить свое горло на прочность и наглотался ночного воздуха. Ничего серьезного, обычная простуда, я лично осмотрел его и поставил диагноз. Надеюсь, завтра вы его услышите».

– Шеель. – Начальник личной охраны смотрел на командира тревожно. – Мне неспокойно. Вы понимаете, что долго так продолжаться не может? Вы не поверите, но сейчас я желаю только одного: поужинать с вами в китайском ресторане.

«На мои деньги», – думал Кроужек, глядя на Новака. Для него он сейчас был бестелесным. Единственная ценность – это его голос, который все еще держал ситуацию на плаву. «Как легко он рассудил – скорее бы поужинать! Ужин ценой в сто миллионов долларов».

Но у Мирослава останется еще столько же теневых денег на личных счетах, не беря в расчет те, которые были в обороте. Жалко, конечно. Но каков Ларс Шеель! Минутная перестрелка – и он богат. Ни тебе бессонных ночей, ни рискованных, но прибыльных контрактов, ни постоянных плеч телохранителей перед глазами и их напряженного дыхания за спиной... Ничего этого нет. Вице-премьер не брал в расчет тщательно продуманный план Шееля, организованную и слаженную работу его команды, риск... Все же в какой-то мере Шеель был авантюристом, игроком, поддразнивающим судьбу, актером, назубок заучившим текст, умелым импровизатором.

Вице-премьер сто раз сбрасывал с себя оцепенение, тупо глядя на грубые ботинки и утирая нос рукавом куртки. Через десять дней ему стукнет пятьдесят. По вине идиотскойи решающей реплики Петра Миклошко: «Кангбахен!» – тост за его здравие не скажут ни на вершине того же Кашбахена, ни в роскошном зале ресторана, заполненного чернопиджачными людьми государственного и делового ранга, а произнесут обидно-обыденное «Будь здоров!» шеф его личной охраны и террорист с европейским именем. Хорошая компания, что и говорить. Но он сам виноват во всем. Хочется вцепиться в рожу террористу и дать пинка охраннику. А еще хочется послать на пикКашбахена Петра Миклошко. Его заботливое участие в выборе празднества вылилось в настоящий шабаш на настоящей горе.

Болтун! Это его язык виноват во всем! И его язык – Мирослава Кроужека.

Эти языки наползали один на другой, как язык ледника Жанну наползает на ледник Канченджанги. И уже не верится, что всего несколько дней назад он, посылая проклятия в адрес дотошных журналистов, устраивал пресс-конференции, брифинги, кого-то снимал с должностей, кому-то благоволил, курировал целые отрасли и жонглировал огромным количеством нулей. И не его ждет сейчас вторая молодая жена. А появись он перед ней, рассмеется в лицо и выгонит: «Пошел на...! Вернее, в...! Топай в горы!»

Вот и притопал.

Кроужек вздохнул. Рассеянно, как в замедленной съемке, он наблюдал полет осколков внезапно лопнувшей пластмассовой крышки от термоса; цепочку миниатюрных вулканических выбросов в снегу. Боковым зрением уловил высокого человека у ледяной стены и уж совсем не свойственно для себя, сугубо штатского, стратегически понял: высокий парень отрезает их линией огня от террористов.

26

Более выгодного для атаки момента Сергей ждать не стал. Только выглянув из-за скалы, он понял – такого случая больше не представится. Кроужек и Новак сидели по правую руку от Шееля, вытянувшего ноги в их сторону. Кепке дремал, уронив голову на грудь, и был безоружен: автомат лежал на рюкзаке на расстоянии вытянутой руки. Третий террорист сидел к Сергею вполоборота. И всех их отделяла от заложников узкая полоса в метр шириной. Вот в этот коридор Сергей и дал длинную очередь, вскидывая автомат.

На высшей точке он сместил линию огня и повел стволом вправо. Стрелял он без глушителя.

Треск выстрелов отбросил Крамера в сторону. Падая на бок, он повернул оружие на звук. Но Сергей уже опускал ствол автомата, не прекращая стрелять. Пули ударили Крамера в плечо и ниже, выбивая пух из куртки на уровне поясницы. Это были последние патроны; автомат резко щелкнул пружиной.

– Стоять!! – что есть силы закричал Сергей, в несколько прыжков преодолевая расстояние в двадцать метров.

Левая рука застряла в кармане куртки, длинный магазин во время движения принял в нем горизонтальное положение и цеплялся за подкладку.