Большая стрелка

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да бери, — Художник кинул ему кассету. — На память. У меня еще есть. Много.

— Я отдаю деньги. Но где гарантии, что этот шантаж не будет продолжаться?

— А мы не шантажисты, — сказал Художник. — Мы пришли за своим. И свое возьмем, хочешь ты этого или нет. Честное слово наше — гарантия. И, думаю, залог дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества.

— Какого?

— Будем водкой вместе торговать и дальше. Только без фокусов нехороших. Годится?

— Ox, — тут Политик не выдержал и заплакал. Пухлыми руками растирал слезы по щекам, тер глаза. И не стеснялся никого.

— Нежная душа, — кивнул Художник. — Готовь бабки, петух гамбургский.

— Через восемь дней образуется, — всхлипнув, бросил Политик.

— Наличкой.

— Понятно, что не чеками.

— Другой разговор, — Художник полез наверх, встал на стул и открутил спрятанную видеокамеру, которую умело установили ребята из «Тесея». — Ты хороший парень. Хоть и педрило неизлечимый.

— Знаешь, кого вы с Владом мне напоминаете? — спросила Вика, внимательно разглядывавшая Гурьянова, будто пыталась открыть в нем что-то новое.

— Терминаторов. Ты уже говорила.

— Нет. Вы как два персонажа из рыцарских романов. В вас есть что-то неукротимое. Не от мира сего.

— А от какого?

— Мне кажется, вы живете в каком-то другом измерении, Более абстрактном. Каком-то неестественном.

— Это почему?

— Потому что мы погрязли в заботах и делах. Нас гнет, мы гнемся или распрямляемся. Ищем где лучше… Вы же… Что вас толкает лезть напролом?

— У тебя лирическое настроение. Вика, — он поцеловал ее. — Это похвально.

— В вас что-то от Дон Кихота. Летите вперед, а цели ускользают. И ничего вы не измените. Представь, если бандиты достанут вас. И вас не будет. Что-то сдвинется в мире? Будут те же заботы о курсе доллара. Та же нищета или та же роскошь. Все то же самое.