— Много отслюнявил?
— Говорят, не меньше полумиллиона зеленых обошлось.
Художник присвистнул.
— Ну а что ты хочешь, — развел руками Додон. — Суд ныне дорог.
— И как Гарик решил зарабатывать на хлебушек?
— Ты знаешь, Что Тимоха в Москву ездил на прошлой неделе?
— Не знаю.
— Теперь будешь знать. А что он там делал, в курсе?
— Без понятия.
— Держись за скамейку, а то рухнешь… А встречался он там с Гариком.
— Ха, — крякнул Художник. — И что решили?
— Решили мочить тебя. Они тебя валят. Рафа с его армянами кидают — те им не нужны. И ликерку делят между собой.
— Делят, да?
— А для тебя новость, что у Тимохи на «Эльбрус» давно слюни текут. Это такой кусок! Нефтеперерабатывающий завод под ростовскими ворами. Пластмассы — под Мерином. А ему что? Какие-то рынки дерьмовые, где черноты как в дынях семечек. Да барыги наркоманские. Да общак.
— Тоже немало.
— Мало. Ему все мало. Он за рупь дерьма наестся. На него братаны злые — он им все меньше платит. Вообще по миру пойдешь… Вон, у меня хрустов нет даже в Сочи прокатиться… — привычно заныл Додон.
— Не скули, — Художник как раз сегодня получил наличку за одно дельце, и карманы его оттягивали пачки баксов. Он вынул одну, поделил перед жадно смотрящим на деньги собеседником на две равные части.
— На. Это тебе на Сочи.
Додон сжал пачку крепко, так, что не отнять, и быстро сунул в карман. Перевел дыхание.
— Вторую часть получишь, если будешь держать в курсе, Что они там надумали.