Гурьянов же стоял у окна и изучал узоры огней. Он испытывал тревогу. Слишком далеко он зашел. Но такова судьба канатоходца, идущего без страховки на высоте тридцать метров — ступив на канат, нужно дойти до конца — не спрыгнешь, не повернешься…
Подошла Вика. Обняла его за плечи.
— Никита, я боюсь за тебя…
— Есть причины?
— У них все. Деньги. Власть. А что у вас? Одна-единствен-ная жизнь.
— У них тоже их не сотня.
— Зато они не остановятся перед сотней жизней.
— Вика, если на их пути никто не встанет, они будут считать, что это их страна… Да и что такое — толпа сарацин против рыцаря Айвенго? — засмеялся он и поцеловал ее в губы.
Она крепче обняла его и прижалась к нему.
Так они и стояли, объединенные общей тревогой и общими надеждами. Внизу просыпалась Москва.
На следующий день Влад сумел найти своего человека — юркого, прыткого, жутко современного, делового. Тот был юристом, советником Киборга по правовым и некоторым не правовым вопросам и относился к его ближайшему окружению.
Они встретились в парке Баумана. Под шелест деревьев неторопливо прогуливались по алее. Юрист выглядел нервозным более, чем обычно.
— Ты же на пенсии, Влад, — сказал он. — Чего тебе от меня надо-то?
Повторялась та же история, что и с Крошкой. Все знали, что Влад не у дел и вроде бы можно его послать к такой-то матери. А вроде и стремно.
— А тебя это трогает? — недоумевающе вопросил Влад. — Слышал Высоцкого?
— Что именно?
— «Мы с тобой теперь одной веревкой связаны, стали оба мы скалолазами».
— Чего? — не понял юрист.
— А то, что нам теперь друг без друга никуда… Из-за чего у Киборга и Художника склока?
— Художник считает, что мы его на тридцать тысяч зелени нагрели.