— Делаю, — с вызовом произнес Художник.
— За слова отвечают, — произнес Тимоха. — Сможешь обосновать?
— Время дадите — обосную.
— Нет. Сначала ответ будешь держать. Слишком много косяков ты упорол в последнее время, Художник. Слишком много, — сказал Тимоха.
По-русски это значило, что Художник сплошь и рядом по понятиям виноват перед братвой. Ну и дальше все последовало, как пародия на суд. Вообще, в былые времена воры относились к своим воровским судам с достаточной серьезностью. Был случай, когда ради справедливости суда зеки из лагеря в Коми запрашивали свидетельские показания тех, кто сидел в Оренбурге, и за два дня приходила малява с ответом. Но здесь была не правилка. Здесь был балаган, где роли расписаны.
— На законника руку поднял, — скучающе перечислял Тимоха грехи Художника.
— Поднял, — не мог не согласиться Художник. — Но честный человек законником Гарика может воспринимать, только наркоты обдолбавшись. Ему армяне отбашляли щедро, он судить приехал, как им выгодно.
— Людей обижал без оснований… Мокрые дела по беспределу чинил…
Набралось достаточно.
— На уголовку барабанил, — завершил Тимоха.
— Что? — удивился Художник.
— Матроса и Калигулу сдал в прошлом году РУБОПу. Было ведь дело.
— Ересь! — возмутился Художник. — Просто ересь!
— Я отвечаю за эти слова, — сказал Тимоха. Здесь не слишком заботились о соблюдении формальностей. Где это видано, чтобы судьей была пострадавшая сторона?.. Большой откровенно скучал. В одном месте он просто по-стариковски захрапел. Он давно был не при делах, но звание вора в законе дается пожизненно, и до смерти вор обладает правом голоса, так что на самом деле за деньги он голосовал на сходняках так, как платили. А поэтому жрал он от пуза, жил хорошо, не рискуя ничем, и почти каждый день сидел в кафе в центре столицы, где собирались такие же ветераны системы УИТУ, и вспоминал за чашкой чая былые времена, вертухаев, служебных псов и этап на Воркуту.
— Ну что, все ясно, — подвел черту Тимоха, хлопнув ладонью по столу. — Виноват, Художник, как говорят, по всем пунктам.
— Совесть вы потеряли, — вздохнул Художник.
— Мнение одно — по всей строгости, — заключил Гарик. Старый вор послушно кивнул:
— Да. Хе, — усмехнулся, вспомнив что-то свое, из древних гулаговских времен.
— Вилы, — кивнул положенец.
Дальше все было ясно. Удавка. И в пруд. Приговор окончателен, обжалованию не подлежит.
ebooksa