Скованные намертво

— Льготы — миллионы и миллионы долларов, — сказала Камышина, отхлебывая чай из своего стакана в массивном серебряном подстаканнике. — Они, родимые. Если создать фонд помощи бездомным собакам и разрешить на его нужды беспошлинный ввоз водки, то назавтра вся водка будет ввозиться в Россию через этот фонд. Паре псин купят «Пэддигри», хотя на деле денег выручат столько, что каждую бездомную жучку можно обеспечить квартирой. Кажется, все понимают, что дешевле всего — не давать льготы, а из бюджета целенаправленно выделять средства тем же спортсменам. Но вот только как тогда строить чиновникам виллы по всему миру и отправлять детей в Оксфорды?

— Да, тяжеловато будет, — не мог не согласиться Аверин.

— У чиновника ребенок должен учиться в Оксфорде. И виллой он обзаводится, чтобы подчеркивать величие державы за рубежом — на зависть драным иностранцам. И вор не желает от него отставать.

— Кто-то ему эти льготы давал?

— А ты, служивый, не видишь, что Отари — это уже не просто авторитетный вор. Это нечто гораздо большее. Это явление совершенно иного уровня. Это пример нового взаимовыгодного симбиоза высоких властей и бандитов.

Отари действительно перерос рамки обычного мафиозного главаря. В последнее время он вымогал деньги, добивался контрактов, решения коммерческих вопросов чаще не столько угрозой разобраться по всем правилам — взорвать офис, убить семью. Все это в прошлом. Он, как рычагом, пользовался властными структурами. Натравит налоговую полицию, решит вопрос в правительстве, умоет с помощью прокуратуры, устроит разгром при помощи милиции. Новый рэкет — бандитско-государственный. Все знали — у Отари все и везде схвачено. И тот интерес кремлевских шишек к этому убийству лишний раз подтверждал это.

Аверину вспомнился его разговор с Егорычем.

— Вор — помощник власти.

— Идет нескончаемый фуршет, где преступники, политики, артисты подкладывают друг другу икорки и обсуждают, что неплохо было бы помочь бедным спортсменам или голодающим афганцам, и обещают поделиться, если благодетели согласятся выделить льготы. Расчувствовавшиеся чины подписывают бумаги. Естественно, с расчетом на будущую дележку.

— Кто состряпал бумагу Отари? — спросил Аверин.

— А нас туда не пустят. Мы-то знаем, что это наиболее реальное направление расследования. Но президента не вызовешь и не спросишь, кто его надоумил на такое распоряжение.

— Не вызовешь.

— У меня такое впечатление, будто он подмахивает такие бумаги не читая. Не в нем дело. Кто подсунул ему бумагу?

— Тайна.

— С такими льготками это АОЗТ за солидные проценты выступало посредником в крупных сделках по экспорту сырья, — сказала Камышина, ставя на стол ополовиненный стакан с чаем. — Слишком многие серьезные люди были недовольны таким положением вещей. Слишком большие убытки терпели. Вот первый мотив убийства.

— Реально, — произнес Аверин.

— А второй — у Отари началась звездная болезнь. Предположим, он перестал отстегивать деньги своим благодетелям.

— И что?

— Благодетели решили от него отделаться:

— Точно. Из-за кремлевских стен свистнули, гикнули — и вот результат.